Росс МакДональд - Тайна художника
— У него была семья?
— Последние годы он проживал с подругой, — ответил Плаутер. — Именно эта дама звонила мне сегодня, просила приехать и осмотреть картины, оставшиеся после Вайтмора. Насколько я понял, она желает их продать, возможно, даже за бесценок. Честно говоря, я не приобрел бы их и за самую низкую плату.
Артур Плаутер возвратил мне картину, а потом пояснил, как добраться к дому Вайтмора. Я искренне поблагодарил его.
Через полчаса я уже ехал в северном направлении и вскоре добрался до Поинта.
Подруга Якоба Вайтмора оказалась мрачно настроенной блондинкой, еще не пережившей довольно затянувшуюся стадию девичества. Она жила в одном из нескольких небольших домиков, разбросанных на песчаном откосе, который уходил одним концом в море. Услышав мой стук, она слегка приоткрыла дверь, глядя на меня через щель с таким недоверием, будто я пришел известить ее о новой катастрофе.
— Я интересуюсь картинами, — пояснил я вежливым тоном.
— Их уже немного осталось… Я продаю их понемногу. Якоб утонул вчера в море… Вы, вероятно, слышали об этом… Утонул, а меня оставил в полной нищете…
Ее тихий голос был насыщен горечью и печалью. Мрачные мысли, казалось, заполнили ее всю — от мозга до кончиков белокурых волос. Она бросила печальный взгляд поверх моего плеча в сторону предательского моря, по которому мирно скользили сейчас небольшие волны.
Мы все еще разговаривали через щель в дверях.
— Могу я войти в дом и осмотреть картины? — спросил я приветливым тоном.
— Да, пожалуйста, — она наконец открыла дверь пошире, но, как только я зашел, сразу же ее закрыла, как бы изолируясь от внешнего мира, унесшего ее друга
В комнате чувствовался запах близкого моря и затхлости. Малое количество ветхой мебели свидетельствовало о небольших достатках живущих здесь. У меня сразу же создалось впечатление, что этот старый домишко с трудом пережил битву с жестоким временем, которое было к нему так же беспощадно, как и к мрачному дому Джонсонов на Олив-стрит. Они были чем-то очень похожи друг на друга… Стариной, ветхостью, запустением и безысходностью… Но и еще чем-то…
Девица ушла на пару минут в соседнюю комнату, затем вернулась, неся стопку не оправленных в рамы картин. Она осторожно положила их на искривленный тростниковый столик, пояснив все тем же тихим унылым голосом:
— Хочу за каждую по десятке. Или же 45 долларов за все пять. Якоб брал за них обычно дороже. Он продавал их по субботам у столиков, где торгуют картинами, в Санта-Тереза. Не так давно он удачно продал одну картину какому-то антиквару. Я же продаю дешево, потому что не могу долго ждать…
— Тем антикваром был Поль Гримес, не так ли? — с интересом спросил я, стараясь говорить как бы мимоходом.
— Кажется… — ответила она, но теперь посмотрела на меня более внимательно и даже с какой-то подозрительностью. — Выходит, вы тоже торгуете картинами?
— Нет, конечно!
— Но ведь вы знаете Поля Гримеса, если сразу же упомянули о нем.
— Немного знаю.
— Это честный человек?
— Я не так уж близко знаком с ним, чтобы утверждать это. Но почему вы спросили об этом?
— Просто мне не показалось, что он честный… Разыгрывал целую комедию, стараясь показать, как ему нравятся картины Якоба. Он собирался разрекламировать их пошире, гарантируя принести нам таким путем чуть ли не целое состояние. Я подумала, что мечты Якоба могут оказаться близки к осуществлению… Цены на картины подскочат… Но потом Гримес купил лишь две плохонькие картины, и на этом все, к сожалению, закончилось… Одна из них даже не принадлежала кисти Якоба, ее рисовал кто-то другой…
— Кто же именно?
— Не знаю. Якоб мало говорил со мной о делах. Думаю, он взял ее у какого-то своего приятеля на комиссию…
— Могли бы вы хоть как-нибудь описать эту картину?
— Да… На ней была изображена какая-то женщина. Может быть, это был чей-то портрет, а, возможно, лишь рисунок, созданный воображением, я не знаю. Та женщина была красивая, с волосами такого же цвета, как и мои… — она дотронулась рукой до своей обесцвеченной прически. Это движение пробудило в ней почему-то страх или подозрение.
— Но почему это все так интересуются этой картиной? Она, выходит, действительно была ценной?
— Не знаю, — ответил я почти откровенно и пожал плечами.
— Думаю, что, видимо, ценная… — задумчиво проговорила она скорее себе, чем мне. — Якоб не хотел сказать мне, сколько получил за ту картину с женщиной… Но мы с ним жили на эти деньги последние два месяца. А вот вчера они кончились, эти деньги… Как, впрочем, и сам Якоб… — добавила она каким-то лишенным выражения голосом. Потом отвернулась, с минуту помолчала и поднялась с места.
Она разложила на столе все картины, которые остались после Якоба Вайтмора, пригласив меня жестом их осмотреть. Я подошел и бегло посмотрел картины. Большинство из них казались даже мне, профану, незавершенными, вроде той, что я взял из машины Гримеса. На них господствовали морские пейзажи. Их автор постоянно находился у моря, жил у моря, купался в нем, и утонул, может быть, не случайно…
— Не думаете вы, что Якоб просто утопился, покончил жизнь по собственной воле? — осторожно спросил я.
— Нет, конечно! Совсем нет! — запротестовала она, но тут же постаралась оставить печальную для нее тему. — Я отдам вам эти картины всего за 40 долларов. Одни полотна стоят таких денег… Вы же понимаете это, думаю… Если вы художник…
— Я не художник.
— Может, я ошибаюсь, но иногда задумываюсь над тем, а был ли Якоб сам художником? Ведь он рисовал картины более тридцати лет, а все, им нажитое, находится здесь, перед вами… — она сделала печальный жест рукой, охватывая все вокруг: и лежащие на столе невыразительные морские пейзажи, и жалкую обстановку в доме, и сам этот ветхий дом… — В результате его смерти осталось только это… и я без ничего…
Она горько усмехнулась. Ее улыбка больше напоминала гримасу безнадежности. Ее светлые глаза, которыми она посмотрела через окно на хмурую сейчас поверхность моря, напоминали взгляд голодной чайки, оставшейся без добычи… Потом она перевела взгляд, полный печали и уныния, на меня как на потенциального покупателя, стараясь овладеть собою. Она заметила, что мой интерес к тому, что она рассказывает, намного больше, чем к разложенным на столе картинам.
— Я вовсе не такая бессердечная и злая, как вы, очевидно, решили, — задумчиво проговорила она. — Хотите знать, почему я все продаю? Мне необходим гроб для похорон Якоба… Я не хочу, чтоб его хоронили как безродного бродягу за счет округа, в сосновом ящике… Не могу позволить и того, чтобы его тело все еще лежало в морге окружного госпиталя, как никому не нужное, брошенное всеми…
