Чарлз Адамс - Загадка Ноттинг-Хилла
4. Свидетельство доктора Джонса
«Я врач, проживаю по адресу: Гауэр-стрит, Бедфорд-сквер. В декабре 1854 года я сильно простудился, недуг принял затяжной характер и я, желая сменить климат, отправился на пару недель к морю. Я выбрал Богнор, поскольку мне уже доводилось там отдыхать в течение последних двух или трех лет. Я снял квартиру в Стейне. Через несколько дней после моего приезда ко мне обратились с просьбой посмотреть одну тяжело больную леди, снимавшую квартиру в другой части города. Поначалу я эту просьбу отклонил, полагая, что было бы целесообразнее предоставить этот случай заботам местных докторов. Затем ко мне явился джентльмен, который представился бароном Р**. Он объяснил, что речь идет о его жене, больна она серьезно. Причина заболевания — чрезмерная доза рвотного камня, которую дала ей служанка. Мой визитер всем этим был сильно встревожен и проявлял большую настойчивость. По его мнению, в такой ситуации нельзя было рассчитывать на профессионализм местных врачей. Господин этот так упорствовал, что в конце концов я согласился, и мы вместе отправились к нему на квартиру. Пациентка оказалась в состоянии крайнего изнеможения, признаки острого отравления были налицо. По словам барона, на данный момент болезненные симптомы были уже не так ярко выражены, однако состояние больной было по-прежнему угрожающим. Периодически возникали острые боли, сопровождающиеся обильным потоотделением. Я узнал от барона, что он неплохой химик-любитель. Он смог без посторонней помощи установить причину заболевания своей жены и поначалу стал лечить ее самостоятельно, не доверяя местным эскулапам. Он описал мне свой метод лечения, и на сей предмет у меня не возникло никаких возражений. Определившись с причиной недуга, барон стал как можно активнее стимулировать у моей пациентки рвоту, давая ей пить сначала прохладную, а затем подогретую воду с небольшим количеством горчицы. После полного очищения желудка он стал предлагать своей жене крепко заваренный зеленый чай в больших количествах. Барон имел в своем распоряжении несколько фунтов этого напитка для собственных нужд. Ко времени моего прибытия пациентка успела выпить несколько больших порций отвара хинной корки. При отравлении сурьмой профессор Тэйлор рекомендует именно зеленый чай и хинную корку. Результаты применения этого лечения не оставили у меня сомнений относительно первопричины симптомов. Вместе с тем по желанию барона было решено провести стандартные химические анализы, в частности, той дозы арроурута, в которой, предположительно, оказалась примесь сурьмы. Для наших исследований мы с бароном выбрали традиционные химикаты, а именно: азотную кислоту, цианистый калий и гидросульфат аммиака. Во всех трех случаях наличие сурьмы было выявлено, хотя и в незначительном количестве. Если быть точным, то в арроуруте содержалось от одной до максимум двух гранул сурьмы; пациентка успела принять не более чем три части арроурута. Сомневаюсь, чтобы столь мизерная доза была способна вызвать столь бурную реакцию организма. При лечении пневмонии я нередко назначал больным гораздо более солидные дозы. Безусловно, вызывает удивление тот факт, что две гранулы вещества способны были вызвать рвоту. Однако в зависимости от особенностей организма степень воздействия сурьмы значительно варьируется. В наличии отравляющего вещества мы убедились, и теперь предстояло выяснить причину, по которой некая особа предложила его принять жене барона. Последний не сомневался в том, что это происки служанки; между ней и его женой несколько дней назад произошла какая-то размолвка. Вследствие этого было решено предъявить этой девушке соответствующие претензии. Предварительно надлежало изучить содержимое пузырька с рвотным средством, которое барон, по его словам, держал для собственного пользования. У него бывали проблемы с пищеварением. Полагаю, этот человек из породы гурманов, а потому имел привычку принимать иногда такого рода снадобье. На своем обычном месте пузырька не оказалось. Мы обнаружили его на столе рядом со шкафчиком, где он раньше хранился. Этикетка гласила: „Рвотное. Принимать по одной чайной ложке по назначению“. Я счел нужным заметить, что на этикетке должно было стоять слово „Яд“, и барон вполне со мной согласился. Он тотчас написал это слово крупными буквами на полоске бумаги и наклеил на пузырек. Далее мы взвесили его содержимое; оказалось, что барон за все время успел принять лишь три рекомендуемые лечебные дозы. Доступ в помещение, которое арендовал этот господин, имела только горничная и никто более. Мы тотчас послали за этой девушкой и стали строго ее расспрашивать на интересующий нас предмет, а именно — подмешивала ли она постороннюю субстанцию в арроурут, предназначенный для мадам Р**. По моему суждению, надлежало сразу предъявить ей обвинение, на что барон вполне справедливо заметил, что служанка не совершила ничего такого, что реально могло бы угрожать жизни его жены. Таким образом, учитывая отсутствие мотива к совершению столь серьезного преступления, логично было предположить, что с ее стороны этот поступок был не более чем нелепой шуткой. Именно это барон и повторил девушке; он был с ней весьма доброжелателен. Поначалу она всё отрицала и была явно поражена подобным обвинением. Но вот барон обратил на нее пристальный взгляд и произнес: „Сосредоточьтесь, Сара! Вспомните, о чем я вам говорил три дня тому назад“, и дальше девушка уже не пыталась отпираться. Она сказала, что очень сожалеет о случившемся и надеется, что барон ее простит. На это сей джентльмен заметил, что он более не может оставлять ее у себя на службе. Тогда служанка стала молить барона не увольнять ее без рекомендации. Здесь я вмешался, заметив, что после подобной проделки было бы неправильным направлять эту особу в услужение другому семейству. Услышав это, она вновь стала горячо утверждать, что не желала причинить зла, и наше объяснение зашло в тупик. Барон заявил, что ему потребуется время для принятия решения. Я продолжал навещать мадам Р** вплоть до моего возвращения в Лондон. Здоровье моей пациентки восстанавливалось, это было очевидно. Я не вступал с ней ни в какие беседы. По природе своей она человек сдержанный и необщительный. Что же касается барона, то он производил впечатление на редкость заботливого супруга. В беседе, состоявшейся через день или два после моего первого визита, барон проинформировал меня о том, что смерть мадам Р** повлекла бы за собой также серьезный ущерб в материальном плане, поскольку эта дама могла бы стать наследницей солидного состояния. Я поинтересовался, отчего барон до сих пор не позаботился о страховании ее жизни. Мой собеседник ответил, что теперь непременно об этом позаботится. Два месяца спустя, будучи проездом в городе, барон нанес мне визит. Он поведал мне о своем намерении отправиться на несколько месяцев за границу. Я порекомендовал ему водные курорты Германии, на что он с неудовольствием парировал: „Там же толпы англичан…“ Тогда я посоветовал отправиться в Грисбах или Риппольдсау, что в Шварцвальде — туда англичане ездят редко. Правда, в этих местах в то время года был еще не сезон, и я порекомендовал юг Франции. В следующий раз я виделся с ним уже в октябре 1855 года. Барон посетил меня вместе с супругой. Судя по всему, она полностью оправилась после недуга, что я благополучно и засвидетельствовал на профессиональном уровне в ответ на запросы Ассоциации страхования жизни, а затем, несколько недель спустя, страховой конторы в Дублине. Полагаю, у мадам Р** все было замечательно, иначе как бы ей удалось восстановить здоровье после столь серьезного недуга в считанные месяцы или даже недели. В данном случае восприимчивость ее организма к воздействию сурьмы не имела значения. Ведь профессор Тэйлор в своем научном труде, посвященном ядам, ясно дает понять, что у некоторых пациентов воздействие сурьмы и прочих препаратов вместо „терапевтического эффекта способно вызвать отравление организма“. В моем распоряжении имеется экземпляр этого трактата. Автор также отмечает, что „исходя из повседневного опыта можно сделать следующий вывод: некоторые индивидуумы сильнее прочих подвержены влиянию на организм обычной дозы опия, мышьяка, сурьмы, и некоторых других веществ“. И вновь, рассуждая на тему возможной „роковой дозы“, он говорит о „постоянно варьирующихся индивидуальных особенностях организма, что, как известно, может привести к значительно более серьезному эффекту от соединений сурьмы у лиц, принадлежащих к одной и той же возрастной группе, со схожим общим состоянием здоровья, и так далее“. Таким образом, ни тогда, ни теперь я не склонен считать, что восприимчивость организма мадам Р** к этому веществу могла бы каким-то образом угрожать ее здоровью, особенно учитывая проявленную жизнестойкость этой дамы в процессе ускоренного выздоровления. Что же касается лунатических хождений во сне, то барон ни словом не обмолвился о подобных наклонностях своей жены. Конечно же не было и предположений относительно того, что она могла отравить себя подобным образом. Да, это дело рук прислуги. Обстоятельства смерти мадам Р** никак не влияют на твердость моего мнения. Теоретически такого рода случай мог иметь место, хоть это и весьма маловероятно, с любым человеком, подверженным хождению во сне. Достоверность этого применительно к мадам Р** я не берусь утверждать. Мнение мое на этот счет твердо и, учитывая специфический характер данного случая, я в своем журнале сделал соответствующую запись, на чем и базируется мое свидетельство. Итак, я готов подтвердить все изложенные мной факты под присягой».
