А. Баантье - Амстердамский крушитель
Иво снова сглотнул. Он взмок, и большие капли пота вместе с бриллиантином скатывались по его лицу.
— Тетя велела мне посмотреть до вашего приезда.
Декок глубоко вздохнул: он не умел скрывать отвращение. Инспектор указал на дверь.
— Убирайтесь, — приказал он. — Идите к калитке и встречайте там людей из технических служб, санитаров и коронера. Покажите им, куда следует идти. Сюда не подходите, пока вас не позвали.
Иво удалился, напоминая собаку, поджавшую хвост. Декок проводил его взглядом и покачал головой. Затем повернулся.
Старый садовник сидел, склонившись набок, в плетеном кресле недалеко от пузатой печки. По левой стороне его головы бежал темный ручеек крови, и капли падали в уже образовавшуюся на полу лужу. Глаза погибшего были широко открытыми, в них застыло удивление. Он так и не понял, что происходит. Декок осторожно закрыл старику глаза большим и указательным пальцами. Жест был ласковым, почти любовным.
Затем инспектор наклонился поближе к телу: в седой голове виднелась большая дыра, как раз над левым ухом. Инспектор отступил, чтобы осмотреть всю сцену целиком. Он искал что-либо противоречащее версии о насильственной смерти. Но все казалось на редкость очевидным. Старик спокойно отдыхал в кресле, когда его убийца нанес резкий удар сзади. Виллем умер сразу от массивной травмы, нанесенной тупым орудием.
Вдруг Декок заметил короткую трубку, набитую табаком, которая валялась на полу. Она выпала из повисшей мертвой руки. Вид трубки глубоко тронул инспектора. Сам себе он пообещал обязательно найти убийцу.
— Богом клянусь, — произнес он вслух.
9
Фледдер искоса взглянул на него.
— Вы выругались? — не веря своим ушам спросил он. Декок никогда не ругался, и все знали, что он не терпит, когда выражаются в его присутствии.
Декок покачал головой:
— Я разговаривал с нашим милосердным Господом. Такой язычник, как ты, возможно, этого не поймет. Я не ругался, просто высказал очень сильное желание.
Фледдер промолчал.
В комнату вошел Брам Веелен, полицейский фотограф. Он поставил свой тяжелый алюминиевый саквояж на пол, вытер пот со лба и осуждающе взглянул на Декока:
— Где вас только нет. Ведь это практически Олдкерк. И заниматься этим делом должен двадцать третий участок. Что же здесь делаете вы? Я полагал, вы работаете на Вармез-стрит.
— Мы можем задать вам тот же вопрос, — вмешался Фледдер. — Ведь вы работаете в городе.
— Я приехал, потому что в двадцать третьем в данный момент нет фотографа. Я был первым в списке замен, и вот я здесь. Я полагал, что все остальные будут из двадцать третьего. Вы так и не ответили на мой вопрос.
Декок поморщился.
— Мы здесь, чтобы расследовать смерть гусей, — мрачно заявил он. — Миссис Бюилдайк очень влиятельная особа. Погибли ее гуси, вот мы и должны были отправиться в провинцию.
Веелен кивнул. Он ничуть не удивился, что Декок назвал окраину Амстердама провинцией. Настоящий житель Амстердама считает этот город единственным в Нидерландах. Остальная часть страны — нечто второстепенное. И неважно, что Роттердам — самый большой порт в мире, а в Гааге заседает правительство страны.
— Я видел этих птиц… на лужайке, — сказал Веелен. — Удивился, подумал, что это может быть что-то вроде птичьего гриппа.
Декок отрицательно покачал головой и улыбнулся:
— Скорее всего, их отравили. — Он показал на труп старого садовника: — А теперь, когда они еще замочили и этого бедного, честного человека, я в полной растерянности.
— Он действительно был таким уж честным?
— Думаю, да. — Декок показал на убогую обстановку. — Люди, которые служат из верности и остаются нищими, обычно честны.
— Или не очень умны, — ухмыльнулся Веелен.
Он открыл свой алюминиевый чемоданчик и достал камеру марки «Хаззелблад». Он установил еще несколько нужных ему приспособлений и принялся фотографировать. Он запечатлел комнату и труп, меняя ракурсы, затем опустил камеру.
— Есть особые пожелания? — поинтересовался он.
— Да, я хочу несколько четких снимков раны крупным планом.
Веелен пригляделся к ране и задумчиво пожевал губами:
— Я сделаю это для тебя в черно-белом варианте и в цвете. — Он наклонился и взял другую камеру. — Черно-белый вариант, — объяснил он и принялся щелкать.
Затем взял первую камеру и провернул что-то с линзами. Сделал еще несколько снимков.
— Готово, — сказал он через некоторое время. — Это все?
Декок потер подбородок:
— Если это тебя не слишком затруднит, мне бы хотелось, чтобы ты приехал завтра днем. Мне нужны снимки дома и участка вокруг него. Можно сфотографировать большой дом и каретный сарай со всех сторон? Неплохо было бы иметь снимок отсюда до калитки и в обратном направлении. И еще — от большого дома.
— Без проблем, но я сумею сделать фотографии только к завтрашнему вечеру.
— Годится. Большое спасибо.
В комнату вошел мужчина, за ним два санитара с носилками.
— А, доктор, — начал Декок, затем замолчал, еще раз взглянул на врача и сказал: — Вы не доктор Конинг.
— Верно, — ответил врач. — Меня зовут Хан. Якоб Хан. Я коронер в Олдкерке и окрестностях, куда входит и эта часть Амстердама.
— Понятно, — сказал Декок. — Но, понимаете, я бы хотел, чтобы тело перевезли в Амстердам к доктору Рюстелоозу.
— Без проблем. Мои люди будут рады доставить труп, куда пожелаете.
В этот момент паренек лет шестнадцати протиснулся через санитаров и остановился перед Декоком.
— Тетя просит вас поторопиться… она хочет, чтобы вы начали задавать свои вопросы в доме. Семья уже устала.
Декоку показалось, что внутри у него что-то лопнуло. Он сунул руки в карманы и сжал их в кулаки. С большим трудом ему удалось скрыть охватившую его ярость и не совершить ничего опрометчивого.
— Ты скажи своей тете… — громко произнес он. Потом помолчал, справился с собой и продолжил более нормальным голосом: — Ты вот что скажи своей тете от моего имени. Теперь, когда Виллем уснул навеки, семья может еще немного пободрствовать.
Мальчик Поль исчез. Доктор Хан протянул Декоку руку.
— Это вы неплохо сказали, — засмеялся он, и они пожали друг другу руки. — Очень даже неплохо, инспектор. Я запомню. Приятно наконец иметь возможность поработать с вами.
Коронер подошел к покойнику в плетеном кресле. Он тщательно осмотрел рану и поднял глаза.
— Этот человек мертв, — возвестил он.
— Благодарю вас, доктор, — так же формально ответил Декок. По голландскому закону Виллем только теперь официально стал трупом.
