Марджери Аллингем - Полиция на похоронах
Мистер Кэмпион слегка подался вперед.
– Миссис Фарадей, – несмело произнес он, – а почему, собственно, вы так убеждены, что мисс Джулия не могла покончить с собой?
– Джулия и Эндрю друг друга на дух не выносили, и если бы Эндрю убил Джулию, а потом совершил самоубийство, я бы ничуть тому не удивилась. Но Джулия попросту не способна на самоубийство. Она так любила жизнь, так цеплялась за нее… было бы за что цепляться. И потом, бедняжка при всем желании не смогла бы связать и застрелить Эндрю, а потом сбросить его труп в реку. Она ведь была на год старше Кэтрин. Тучная и неповоротливая, она боялась даже ноги промочить! Но хватит теоретизировать. Доктор Лаврок диагностировал у покойной отравление болиголовом, и остатки яда должны быть в этой самой чашке. Как видите, на дне образовался осадок.
Тонкой сухонькой рукой она показала на большую синюю чашку.
– Доктор Лаврок хотел ее унести, но я ему четко дала понять, что со мной чашка в полной безопасности и я отдам ее полицейским, как только те прибудут на место. А это случится с минуты на минуту.
Мрачная улыбка, заигравшая на ее губах, свидетельствовала об очередной одержанной победе. Никто не осмелился заговорить, и миссис Фарадей тем же тихим безразличным тоном продолжала:
– В результате расспросов, часть которых вы слышали, я получила одно разумное объяснение и узнала один факт, любопытный или нет – вам решать. Кэтрин призналась – пусть и в излишне театральной манере, – что последние два года она каждое утро заваривала чай в своей комнате и относила одну чашку Джулии. Их спальни находятся рядом. Элис, наша горничная, знала об этом обычае. Судя по всему, они оставляли чашки под кроватями, а Элис их забирала, мыла и возвращала в шкафчик, где Китти хранит свои принадлежности.
В голосе старухи отчетливо слышалось презрение. Предвосхищая недоуменные вопросы гостей, она проговорила:
– Питье чая по утрам всегда виделось мне привычкой бесхребетных натур. В моем доме чай никогда не подают до завтрака – и никогда не будут подавать.
Прояснив этот вопрос, миссис Фарадей вернулась к главному:
– Кроме того, я узнала нечто странное. Элис, самая надежная и умная служанка, какую только можно найти в этой стране, сказала, что на протяжении полугода обнаруживала осадок на дне чашки Джулии. Следовательно, пока полиция не исследует содержимое чашки, мы не можем знать наверняка, когда именно отравили Джулию: сегодня утром или раньше. Я должна вас заверить, что никаких лекарств она не принимала. Уж подобных секретов в моем доме точно быть не может. Итак… – Она умолкла, и быстрый взгляд ее черных глаз остановился на мистере Кэмпионе. – Сегодня вечером мы вас ждем? Ужин ровно в восемь.
Кэмпион встал.
– Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах, – пылко проговорил он. – Но чтобы не поставить всю семью в глупое положение, я должен знать о подводных камнях. Помимо ваших ближайших родственников и слуг, бывал ли в доме кто-нибудь еще – накануне или в день исчезновения Эндрю Сили?
Миссис Фарадей на секунду задумалась и поджала губы. Наконец ответила:
– Как я понимаю, вы уже знаете о Джордже Фарадее. Я опасалась, что этот факт может всплыть в ходе расследования. Да, он приходил к нам вечером накануне исчезновения Эндрю. И на следующее утро я видела его в городе, когда ехала в церковь.
На ее морщинистом лице появилось суровое выражение.
– Если этого можно избежать, не упоминайте, пожалуйста, его имени полиции. Он не имел решительно никакого отношения к убийству Эндрю. Выгоды в этом никакой не было. Единственный человек, чья смерть может быть ему выгодна, – это я. Согласно моему завещанию, он будет получать небольшие ежегодные выплаты – но только при условии его переезда в Австралию. В воскресенье Джордж явился, чтобы взять у меня взаймы денег, и даже получил десять фунтов. Больше мне сказать нечего – кроме того, что его адрес мне неизвестен.
Обоим присутствующим стало ясно, что дальнейшие расспросы не имеют смысла. Впрочем, мистер Кэмпион как будто удовольствовался услышанным и задал следующий щекотливый вопрос:
– Мистер Уильям Фарадей…
Вновь хозяйка дома поспешила ему на помощь:
– Уильям иногда пьет. И Эндрю тоже пил.
Она говорила вполне спокойно; только тут Маркус и Кэмпион поняли, что она уже обдумала свое положение во всех его аспектах и решила полностью довериться помощникам и союзникам: лишь так она смогла бы найти в себе достаточно сил, чтобы встретить разразившуюся над ее головой бурю.
– Конечно, они оба свято верят, будто я ничего не знаю. Уильям, судя по всему, пьет больше. Существует так же вероятность, что ему что-то известно об убийстве Эндрю. – Она понизила голос и говорила с расстановкой, взвешивая каждое слово. – Уильям не имеет ни физических, ни умственных способностей, чтобы совершить убийство или хотя бы быть причастным к нему, однако он может что-то знать. В воскресенье он опоздал к ужину почти на двадцать минут и до сих пор не предоставил мне сколько-нибудь правдоподобного объяснения. Я хочу встретиться с твоим отцом сразу же, как он приедет, Маркус, а вас, мистер Кэмпион, я жду сегодня к ужину.
Это явно был сигнал к окончанию беседы; оба молодых человека послушно встали и покинули комнату. В коридоре Маркус покосился на Кэмпиона и пробормотал:
– Что думаешь?
Едва уловимая улыбка заиграла на лице его приятеля.
– Надеюсь, пригожусь, – шепотом ответил он.
В холле они успели заметить, как некий высокий мрачный господин идет следом за Элис в библиотеку, а два его подчиненных флегматично стоят в проходе. Мистер Кэмпион просиял.
– О, господа в форме! И возглавляет расследование Станислав Оутс собственной персоной. Что ж, в кои-то веки нам улыбнулась удача.
Глава 7
Фокусник
Мистер Фезерстоун-старший долго молчал после того, как рассказ его сына подошел к концу. Встав с кресла, он медленно прошел в другой конец своего просторного личного кабинета; на его лице царило выражение глубочайшей скорби. И Кэмпион, и Маркус – единственные присутствующие – были потрясены его тихими словами:
– Стало быть, свершилось. Я давно гадал, когда в семье Фарадеев проявится дурная кровь. Сорок семь лет работаю – и надо же было этому случиться под самый занавес! Ладно, сегодня же днем схожу к миссис Фарадей. Говорите, она по-прежнему там всем заправляет? Потрясающая женщина, удивительная – и всегда такой была. С годами она не утратила ума и проницательности, но, сдается, в ее теле ни разу не вспыхнуло ни единой искры чувства – разве что вот к твоей возлюбленной, Маркус. Ужасное дело, ужасное.
Он остановился у высокого окна и посмотрел на Риджент-стрит. Свет с улицы подчеркивал удивительное благородство его черт. Прекрасная внешность мистера Фезерстоуна-старшего – его тайная гордость – отчасти была причиной его долгой и успешной карьеры в юриспруденции. Сейчас, в семьдесят, он производил впечатление высокого мудрого старца, едва ли не пророка. Седые волосы и борода были словно из чистого серебра. В серых, как у сына, глазах сквозил холодок; очки мистер Фезерстоун носить отказывался и потому многое упускал из виду.
