Элизабет Джордж - Ради Елены
— Какое сообщение прислала Елена вчера вечером? — спросил Линли у Джастин.
Та по-прежнему стояла у двери, прислонившись плечом к косяку и глядя на монитор, словно силилась вспомнить.
— Она только написала, что утром не будет бегать. Иногда у нее были проблемы с коленом. Я решила, что она хочет дать ему отдых на день или два.
— Когда она связалась с вами? Джастин наморщила лоб:
— Наверное, было начало девятого, потому что она попросила отца, но он еще не пришел с работы. Я сообщила ей, что ему пришлось ненадолго вернуться в колледж, и Елена ответила, что позвонит туда.
— Она позвонила?
Уивер покачал головой. Его нижняя губа дрожала, и он прижал ее указательным пальцем левой руки, словно пытаясь таким образом сдержать рвавшиеся наружу рыдания.
— Вы были одна, когда Елена звонила? Джастин кивнула.
— Вы уверены, что это была Елена? Прекрасная кожа на щеках Джастин будто натянулась.
— Конечно. Кто же еще?
— Кто знал, что вы вдвоем бегаете по утрам? Джастин перевела взгляд на мужа, потом снова на Линли:
— Энтони знал. По-моему, я говорила кому-то из коллег.
— Где?
— В «Юниверсити Пресс».
— А другие?
И снова она перевела взгляд на мужа:
— Энтони, ты кому-нибудь говорил?
Уивер по-прежнему глядел на компьютер, словно надеясь получить сообщение.
— Адаму Дженну, по-видимому. Да, точно, я говорил ему. Знали ее друзья. Жильцы на ее этаже.
— Кто-нибудь знал про ее текстофон?
— Гарет, — ответила Джастин, — конечно, она сказала Гарету.
— И у него тоже есть такой текстофон. — Уивер метнул взгляд на Линли. — Елена ведь не звонила, не так ли? Звонил кто-то другой.
Линли понял, что его собеседник жаждет решительных действий.
— Возможно, — согласился инспектор, — но также возможно и то, что Елена предпочла придумать отговорку, чтобы совершить пробежку одной. Это было бы необычно?
— Она бегала со своей мачехой. Всегда. Джастин промолчала. Линли поглядел на нее.
Она отвела глаза. Для него этого было достаточно. Уивер спросил у жены:
— Ты ведь не видела ее утром? Почему, Джастин? Разве ты не искала ее?
— Она мне позвонила, милый, — терпеливо ответила Джастин. — Я не ожидала увидеть ее. Но если бы и так, утром я не была у реки.
— Вы тоже бегали утром? — спросил Линли. — Когда это было?
— В наше обычное время. Четверть седьмого. Но я выбрала другой маршрут.
— Вы не были у насыпи?
Минутное размышление.
— Была. Но в конце, а не в начале. Я пробежала через город и пересекла насыпь с востока на запад. Я бежала к Ньюнем-роуд. — Быстро взглянув на мужа, Джастин слегка шевельнулась, словно набираясь смелости: — Честно говоря, я ненавижу бегать вдоль реки, инспектор. Мне это никогда не нравилось. Поэтому, когда у меня появилась возможность выбрать другой маршрут, я выбрала его.
Линли подумал, что это было самое большое откровение, на которое Джастин Уивер решилась в присутствии мужа и которое касалось ее отношений с его дочерью Еленой.
Сразу после ухода инспектора Джастин впустила собаку в дом. Энтони поднялся наверх. Он не узнает, что она это сделала. Рано утром она встанет и выпустит животное на улицу, прежде чем проснется Энтони.
Это было предательством по отношению к мужу. Джастин знала, что ее мать никогда бы не пошла наперекор желаниям отца. Но речь шла о собаке, испуганном, одиноком существе, которое чувствовало, что что-то не так, но не могло понять почему.
Когда Джастин открыла заднюю дверь, сеттер не бросился через лужайку, как обычно, а вошел неуверенно, словно понимал, что его присутствие в доме нежелательно. Пригнув к земле рыжую голову, собака с надеждой взглянула на Джастин. Дважды вильнула хвостом. Уши животного насторожились, потом повисли.
— Все в порядке, — прошептала Джастин, — заходи.
Стук собачьих когтей по полу, когда животное обнюхивало плитки пола на кухне, успокаивал. Во всех звуках, издаваемых сеттером, было что-то домашнее: в визге и рычании, когда он играл, в фыркании, когда копал землю и она попадала ему в нос, в долгом вздохе, когда устраивался спать в своей корзине, в тихом урчании, когда собака хотела привлечь чье-то внимание. Она была так похожа на человека, что Джастин не переставала удивляться.
— Думаю, собака пойдет Елене только на пользу, — сказал Энтони перед приездом дочери в Кембридж в прошлом году. — У Виктора Карптона недавно ощенилась сука. Я возьму Елену с собой, пусть сама выберет щенка.
Джастин не возражала. В душе она тоже мечтала об этом. Хотя и протест прозвучал бы вполне уместно, поскольку собаке — источнику суматохи и грязи — предстояло жить в доме на Адамс-роуд, а не в Сент-Стивенз-Колледже с Еленой. Но Джастин вспыхнула от радости. Кроме голубого попугая, слепо привязанного к матери Джастин, и выигранной на празднике золотой рыбки, которая в первую же ночь выбросилась из налитого доверху аквариума и приклеилась к нарциссу на обоях за буфетом, когда девочке было восемь лет, у Джастин никогда не было настоящего домашнего любимца — собаки, следующей за ней по пятам, кошки, свернувшейся у нее в ногах в кровати, или лошади, чтобы ездить по пустым аллеям Кембриджшира. Родители считали, что держать в доме животных негигиенично.
Они являлись переносчиками бактерий. Бактерии — это неприлично. А после того, как родители Джастин получили наследство ее двоюродного дедушки, приличия были для них на первом месте.
Энтони Уивер был для нее символом разрыва с прежней жизнью, ее вызовом приличиям и утверждением взрослой. У Джастин перед глазами стояла мать, произносящая дрожащими губами: «О чем же ты думаешь, Джастин? Он же… еврей». Она по-прежнему почти физически испытывала жгучее чувство удовлетворения, глядя, с каким испугом ее побледневшая мать приняла известие о скорой свадьбе. Реакция отца была более спокойной.
— Он сменил фамилию. Он преподаватель в Кембридже. У него стабильный доход. Конечно, он уже был женат, и мне было бы приятнее видеть рядом с тобой кого-нибудь помоложе. И все-таки он неплохая партия. — Отец скрестил ноги и взял в руки трубку и «Панч»[6], который давно избрал для себя как подобающее чтение для джентльмена в воскресный вечер. — Я чертовски рад, что он сменил фамилию.
Но сменил фамилию не сам Энтони, а его дед. Он словно вновь родился — не Вайнер из Германии, а британец Уивер. Конечно, Уивер — не совсем благородная фамилия, но тогда дед Энтони этого не понимал, как не понимал и того, что его акцент и его профессия никогда не позволят ему преодолеть грань между ним и представителями того класса, к которому он так стремился. Сливки общества не имели обыкновения близко общаться со своими портными, несмотря на близость магазинов последних к Савил-Роу[7].