Энн Грэнджер - Секрет миссис Смитон
— Я много лет проработала журналисткой и чую, когда пахнет преступлением, — не сдавалась Винни. — У вас как у полицейского тоже должно быть чутье на такие вещи.
— А вы когда-нибудь сдавали статью в печать, не проверив как следует все факты, Винни?
— Нет, конечно! — оскорбилась она. Шпильки вздрогнули, и одна из них, описав дугу, несовместимую с законом гравитации, шлепнулась на стол. Мередит с интересом следила за ее полетом.
— Ну вот и я тоже. Хочу сказать, что никогда не прихожу к каким-либо выводам, не имея достаточных к тому оснований. Винни, здесь нет никаких оснований!
Мередит отметила, что в его голосе появились упрямые нотки. Все же, он, наверное, не всерьез собрался покупать Грачиное гнездо. Так, фантазия под влиянием момента, хотя дом очень милый. Она вздохнула.
Винни была готова вскочить на ноги от избытка чувств, но появился Мервин с подносом и старательно расставил перед ними напитки, при этом перепутав, кому что. Когда он удалился, склонив голову набок, они сами разобрали свои стаканы. Винни, которой достался сидр, взяла заказанный ей джин. Сидр придвинула к себе Мередит, а пиво, которое перед ней поставил Мервин, передала Алану.
Винни воспользовалась паузой, чтобы привести свои аргументы.
— Вам придется признать, Алан, что поведение Оливии достаточно странно. Она пряталась здесь, в Парсло-Сент-Джон, вот что она делала!
— Я от людей бежал в пустынный уголок… — продекламировал Алан.
— Вы, по крайней мере, могли бы быть посерьезнее хотя бы из вежливости.
— Простите, Винни, — смутился он.
Винни подалась к нему через стол и прошептала:
— То, чего она так боялась, в конце концов все же нашло ее!
— Да что вы?! Ой, еще раз извините, Винни, но, честное слово, я не вижу здесь ни одного доказательства этого предположения.
— Я не верю, — твердо заявила она, — что Оливия случайно упала с лестницы. Да, я знаю, что подошва оторвалась, но она ходила так годами, и мы не знаем, насколько сильно она была оторвана. Я хочу сказать, что, если кто-то ее столкнул, то первое, что сделал бы убийца — это надорвал подошву чуть больше, а затем сломал бы перила.
Она могла упасть в любой день недели, Алан, но она упала именно в пятницу, когда до понедельника никто не должен был ее найти. В общем, я не верю, что это несчастный случай.
— Это просто совпадение, но они же иногда случаются. Оливия была уже стара, плохо ходила и могла упасть и без этой подошвы. Расследование должно было учесть все детали. Если бы появились какие-то хоть более или менее обоснованные сомнения, следователь бы этого так не оставил. Но сомнений, как видно, не было. А что касается того, что она пряталась, я бы сказал иначе. Само собой, она жила затворницей. Она потеряла подругу, вместе с которой прожила много лет, а перед этим — мужа. Ну, и решила жить одна, чтобы избежать горечи новых потерь. Есть ли какие-то указания на то, что в последние годы она была несчастлива?
— Кто-нибудь хочет услышать, что я думаю? — вмешалась Мередит.
Винни и Алан повернулись к ней, приготовившись внимательно ее выслушать.
— Мы вовсе не исключаем вас из разговора, моя дорогая, — Винни дружески похлопала ее по руке.
— А я и думаю, что ты все молчишь? — добавил Алан. — Ну, давай, мы слушаем.
— По-моему, ты относишься к этому делу слишком легкомысленно, Алан. Я, как и Винни, считаю, что это очень серьезно. Ведь мы говорим о жизни и смерти, — Мередит нахмурилась. — Только мы уже не сможем ни о чем расспросить Оливию — слишком поздно. Винни попыталась это сделать, когда составляла некролог, но у нее ничего не получилось. Вы не подумали о мотивах. Я понимаю, Винни подозревает кого-то из ее прошлого, но я не думаю, что кто-то мог настолько ненавидеть женщину, которой уже за восемьдесят, чтобы убить ее, ей ведь и так немного оставалось. Вот это обстоятельство и кажется мне весьма важным.
Все помолчали. Алан отхлебнул пива.
— Продолжай, — сказал он.
— Что обычно делают в конце жизни? Приводят все дела в порядок, проверяют завещание. Не забывайте, что Оливия была очень богата. Кто-то мог ожидать получить что-нибудь по ее завещанию. Но старики иногда меняют завещания просто так, по капризу. Поэтому кто-то, кому нужны деньги, и кто считал себя главным наследником, мог попытаться лишить ее шанса что-то изменить не в его пользу.
— Но по ее завещанию никто не получил много денег, — задумчиво сказала Винни. — Джули Кромби получила пару тысяч, но у Макса и без того много денег.
— Предполагаемый наследник ошибся. Я все же думаю, это стоит проверить, хотя бы из-за того, что рассказала нам Джанин.
— Ты имеешь в виду скупость Оливии? — уточнил Алан.
— Нет, тот разговор на кухне, когда Джанин убедила ее заказать себе новые тапочки. Вспомните, как было дело, — Мередит выдержала паузу для пущего эффекта. — Все это происходило в жаркий день в кухне, когда Джанин занималась выпечкой и все двери и окна были открыты. Любой, кто находился в это время в доме или в саду, мог услышать ее слова о подлости и низости людей и у него могли появиться не очень хорошие идеи.
Макби на мгновение закрыл лицо руками. Потом сказал:
— Фантазии у тебя — прямо как у Винни. Заметь, я даже не извиняюсь! Да, это возможно. Кто-то мог услышать, но у нас нет никаких оснований полагать, что этот кто-то услышал, и даже что этот мифический кто-то вообще был там!
— Можно еще раз поговорить с Джанин, — заметила Мередит.
— Нет, только не я! Меня это абсолютно не касается.
— Вы забыли еще кое о чем, — добавила Винни. — О пони.
— Ох, опять эта чертова лошадь!
— Да, и история очень подозрительная. Кто-то отравил бедное животное. Спросите Рори Армитаджа. Кто-то настолько ненавидел Оливию, что хотел, чтобы она заболела.
Они могли бы продолжать спор неизвестно сколько, но тут Мередит, глядя через столик в сторону входа, вдруг спросила:
— А это еще кто такой?
Вошедший почти полностью заполнил собой низкий дверной проем. Он был невысокого роста, почти квадратный, с открытыми взорам могучими плечами и руками, так как он был в одной майке. Кроме майки, на нем были грубые брюки и тяжелые рабочие ботинки. Шея и руки густо поросли шерстью.
«Кинг-Конг какой-то», — подумала Мередит. Голова его, однако, была совершенно лысой, круглой и гладкой, как купол собора, а на загорелом лице сияла дружелюбная улыбка. Приглядевшись получше, Мередит решила, что улыбка была вовсе не так уж и дружелюбна. Она была неизменной, застывшей, как маска, может быть, в результате защемления каких-нибудь мышц, и не означала ровным счетом ничего. «Голова, как тыква, — подумала Мередит. — Такого встретишь на Хэллоуин — испугаешься!»
