Жорж Сименон - Первое дело Мегрэ
— Где он?
— Внизу.
— Почему же вы сразу не пришли с ним?
— Так мне было удобнее, — сказал он, открывая дверь.
На террасе, залитой первыми лучами солнца, сидел Жюстен Минар за чашкой кофе со сливками.
— Только что приходила ваша жена, — сообщил он.
— Зачем?
— Тут же после вашего ухода принесли срочное письмо. Она побежала вслед за вами, хотела догнать.
Мегрэ сел и, не подумав, что еще совсем рано, заказал себе кружку пива. Потом вскрыл письмо. Оно было подписано Максимом Ле Брэ.
«Прошу вас зайти утром в комиссариат. Дружески ваш».
По-видимому, письмо писалось дома, на бульваре Курсель, так как в комиссариате он воспользовался бы бланком полиции. Комиссар Ле Брэ неукоснительно придерживался установленных правил. У него было по меньшей мере четыре разновидности визитных карточек для всех случаев жизни: господин и госпожа Ле Брэ де Плуинек, Максим Ле Брэ де Плуинек. Максим Ле Брэ, офицер Почетного Легиона. Максим Ле Брэ, комиссар полиции…
Записочка, написанная его рукой, свидетельствовала о каких-то новых отношениях, возникших между ним и его секретарем. Он, по-видимому, долго раздумывал над тем, как ее начать: «Мой дорогой Мегрэ»? «Дорогой господин»? «Господин»? В конце концов он вышел из положения, обойдясь вовсе без обращения.
— Скажите мне, Минар, вы действительно располагаете временем?
— Конечно. И оно принадлежит вам.
— Барышня наверху. Я не знаю, когда освобожусь, боюсь оставить ее одну — как бы она не пошла на улицу Шапталь и не рассказала им обо всем.
— Ясно.
— Если вы с ней выйдете, оставьте мне записочку, чтобы я знал, где вы. Если вы захотите освободиться от нее, отведите ее к моей жене.
Через четверть часа он явился в комиссариат, и его коллеги смотрели на него с завистливым восхищением, как смотрят обычно на тех, кто отправляется в отпуск или в специальную командировку, или на тех, кто каким-то чудом оказался избавленным от повседневной служебной скуки.
— Комиссар здесь?
— Уже с полчаса.
В интонации, с которой Ле Брэ приветствовал Мегрэ, был тот же оттенок, что и в записке. Он даже подал ему руку, чего обычно никогда не делал.
— Не спрашиваю вас, в какой стадии находится следствие, ибо полагаю, что еще рано задавать вопросы. И если я просил вас зайти ко мне… Мне хотелось бы, чтобы вы правильно меня поняли, так как создалось весьма щекотливое положение. Само собой разумеется, что те сведения, которые я почерпнул на бульваре Курсель, никак не касаются служебных дел комиссара полиции. С другой стороны…
Ле Брэ расхаживал взад и вперед по своему кабинету. Он выглядел свежим и отдохнувшим и с видимым удовольствием потягивал сигарету с золотым мундштуком.
— Я не могу допустить, чтобы вы топтались на месте из-за отсутствия необходимых сведений. Вчера вечеров мадемуазель Жандро звонила моей жене.
— Она звонила из «Отель дю Лувр»?
— Вы уже знаете об этом?
— Она отправилась туда на извозчике во второй половине дня.
— В таком случае… это все… Я знаю, как трудно выведать что-либо касающееся некоторых домов…
Казалось, он встревожен и задает себе вопрос: много ли известно Мегрэ по этому делу?
— Она не собирается возвращаться на улицу Шапталь и предполагает привести в порядок особняк своего Деда.
— На авеню Де Булонь?
— Совершенно верно. Я вижу, вы о многом осведомлены.
Тогда Мегрэ отважился:
— Позвольте задать вам вопрос. Не знакомы ли вы с графом д'Ансеваль?
Ле Брэ удивленно нахмурил брови, как человек, пытающийся что-то припомнить. Он довольно долго молчал.
— Ах да! Бальтазары купили замок д'Ансеваль. Вы это имели в виду? Но я не вижу никакой связи.
— Мадемуазель Жандро и граф д'Ансеваль часто встречаются.
— Вы уверены? Очень любопытно.
— Вы знакомы с графом?
— Лично нет, и меня это вполне устраивает. Но я слышал о нем. Что меня удивляет… Разве только они были знакомы в детстве… Или она не знает… Боб д'Ансеваль, видите ли, пошел по дурной дорожке. Его нигде не принимают, он не бывает в свете, и если я не ошибаюсь, Отдел светских происшествий не раз уделял ему внимание.
— Вы не знаете его адреса?
— Говорят, он посещает некоторые сомнительные бары на авеню Де Ваграм и в квартале Терн. Может быть, в Отделе светских происшествий знают о нем подробней.
— Вы не возражаете, если я обращусь к ним за сведениями?
— При условии, что вы не будете упоминать Жандро-Бальтазаров.
Комиссар был явно озадачен. Несколько раз, словно рассуждая сам с собой, он пробормотал:
— Любопытно!
А Мегрэ расспрашивал все более и более настойчиво:
— Скажите, мадемуазель Жандро, по-вашему, человек вполне нормальный?
На сей раз Ле Брэ подскочил, и взгляд его, брошенный на секретаря, был суров.
— Простите, я вас не понимаю.
— Виноват, быть может, я не так поставил вопрос. Теперь я совершенно убежден, что в ту ночь я видел в комнате служанки именно Лиз Жандро. Как все это было, я вам уже рассказывал. Значит, в ее комнате произошло нечто весьма серьезное, если пришлось прибегнуть к такой уловке. Что касается показаний музыканта, проходившего в тот момент по улице и слышавшего выстрел, у меня нет никаких оснований сомневаться в их правильности.
— Продолжайте.
— Возможно, что мадемуазель Жандро была не одна с братом в своей комнате.
— Что вы хотите сказать?
— По всем данным, третьим человеком был граф д'Ансеваль. Если стреляли, если действительно в комнате было три человека, если в кого-то попали…
Мегрэ в глубине души гордился удивлением, которое промелькнуло во взгляде его начальника.
— Какими еще сведениями вы располагаете?
— Немногими.
— Я полагал, что вы осмотрели в ту ночь весь дом.
— Кроме комнат, которые расположены над конюшней и гаражом.
Впервые драма, разыгравшаяся в ту ночь в особняке на улице Шапталь, встала перед Ле Брэ во всей своей очевидности. Теперь комиссар признавал возможность кровавого происшествия, убийства, преступления. И это произошло в его мире, в среде людей, которых он посещал, которых встречал в своем клубе, в доме молодой девушки, ближайшей подруги его собственной жены!
И, удивительное дело, — именно выражение лица шефа убедило Мегрэ окончательно в том, что он напал на след преступления.
То была уже не просто задача, которую необходимо разрешить. Речь шла о человеческой жизни, а может быть, и не одной.
