Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)
— Простите за вторжение. Вы, кажется, из полиции?
— Совершенно верно, — кивнул Родерик. — А вы — мисс Оринкорт?
— Угадали.
— Здравствуйте. Это инспектор Фокс.
— Слушайте, вы! — Мисс Оринкорт двинулась к ним походкой профессиональной манекенщицы. — Я хочу знать, что они тут затеяли, эти сморчки! Я не хуже других, и у меня тоже есть права. Не так, что ли?
— Без сомнения.
— Спасибо. Вы очень любезны. Заодно, может, скажете, кто вас звал в комнату моего покойного жениха и чего вы тут делаете?
— Нас пригласила семья покойного, мы выполняем свою работу.
— Работу?! — гневно переспросила она. — Что ж это за работа такая? Можете не отвечать. И так ясно. Они хотят меня подставить. Правильно? Хотят мне что-то пришить. Но что? Я желаю знать. Ну, говорите. Что они мне шьют?
— Сначала скажите, как вы узнали, что мы здесь, и почему вы решили, что мы из полиции?
Она села на кровать, оперлась на локти и откинула голову — ее длинные волосы вертикально повисли в воздухе. За спиной у нее малиновым фоном расстилалось покрывало. Родерик недоумевал, чего ради она стремилась пробиться в актрисы, когда стольким фотохудожникам нужны модели. Соня небрежно посмотрела на ноги Фокса.
— Почему я решила, что вы из полиции? Потому что на вас это написано! Сами поглядите, какие у вашего дружка ботиночки.
— Не у дружка, а у коллеги, — перехватив взгляд Фокса, процедил Родерик.
Фокс откашлялся.
— Э-э… touche[51], — осторожно сказал он. — Такую остроглазую девушку не провести, сэр.
— Ну, говорите же! — потребовала мисс Оринкорт. — Какого черта они вас вызвали? Хотят доказать, что с завещанием кто-то намухлевал? Или что? Чего вы тут обнюхиваете вещи моего покойного жениха? Выкладывайте!
— Боюсь, вы все не так поняли, — сказал Родерик. — Здесь задаем вопросы мы, это часть нашей работы. И раз уж вы сюда пожаловали, мисс Оринкорт, то, может быть, соизволите ответить на пару вопросов?
Она посмотрела на него, и он подумал, что такой взгляд бывает у животных или у совершенно не контролирующих себя детей. Казалось, она должна была объясняться не словами, а примитивными звуками. И он каждый раз внутренне вздрагивал, слыша ее подкрашенный бронхиальной хрипотцой голос с типичными интонациями кокни, ее словечки и обороты, при всей своей самобытности вызывавшие ощущение чего-то искусственного, как будто она намеренно отказалась от родного диалекта и говорила фразами, надерганными из фильмов.
— Ой, а гонору-то! Сдохнуть можно. Ну, и чего же вы хотите узнать?
— Например, все, что относится к завещанию.
— С завещанием полный порядок, — быстро сказала она. — Можете здесь все хоть вверх дном перевернуть. Хоть на уши встаньте. Другого завещания все равно не найдете. Я знаю, что говорю.
— Откуда такая уверенность?
Она отодвинулась на кровати назад и полулегла.
— Пожалуйста, могу сказать. Когда я последний раз сюда приходила, в ту самую ночь, мой жених сам показал мне это завещание. Он вызывал старикашку Ретисбона и подписал документ в присутствии двух свидетелей. Он показал мне свою подпись. Еще даже чернила не просохли. А прежнее завещание он сжег. Вон в том камине.
— Понятно.
— И никакого другого завещания нет. Он при всем желании не смог бы уже его написать. Потому что устал и у него болел живот. Он сказал, что примет лекарство и будет спать.
— Когда вы к нему зашли, он был в постели?
— Да. — Замолчав, она посмотрела на свои ярко накрашенные ногти. — Некоторые тут думают, я бесчувственная, но я очень даже переживаю. Честно. Он все-таки был лапочка. Да и вообще: девушка собирается замуж, все идет распрекрасно, и вдруг — бац! — это же просто ужас. А кто что говорит, мне плевать!
— Как по-вашему, он себя очень плохо чувствовал?
— Ой, ну прямо все об этом спрашивают! И доктор, и старуха Полина, и Милли. Уже надоело. Скоро на стенку полезу, честное слово. У него был обычный приступ, и, конечно, он чувствовал себя неважнец. А что тут удивляться? За ужином поел чего нельзя да еще и погорячился. Я налила ему попить, поцеловала на ночь в щечку, он вроде был ничего — вот все, что я знаю.
— Овлатин сэр Генри выпил при вас?
Колыхнув бедрами, она повернулась на бок, прищурилась и посмотрела на Родерика в упор.
— Да, при мне, — подтвердила она. — Выпил, и ему очень понравилось.
— А лекарство?
— Лекарство он налил себе сам. Я ему сказала, мол, будь паинькой, давай скорей выпей, но он сказал, что пока подождет, что, может быть, у него пройдет само. И я ушла.
— Хорошо. Что ж, мисс Оринкорт, вы были с нами откровенны. — Держа руки в карманах, Родерик стоял напротив нее и смотрел ей в глаза. — Последую вашему примеру. Вы хотите знать, что мы тут делаем. Я вам скажу. Наша задача, по крайней мере основная часть нашей задачи, — выяснить, зачем вы разыграли целую серию довольно детских хулиганских шуток и создали у сэра Генри впечатление, что все это проделки его внучки.
Она вскочила на ноги так стремительно, что он вздрогнул. Теперь она стояла почти вплотную к нему: нижняя губа у нее была выпячена, тонкие пушистые брови гневно сомкнулись на переносице. Казалось, она сошла с рисунка из какого-нибудь мужского журнала — разъяренная красотка в роскошной спальне. Не хватало разве что обведенной кружочком сомнительной реплики, вылетающей изо рта, как воздушный шарик.
— А кто сказал, что это я?
— В данную минуту это говорю я. Не отпирайтесь. Давайте начнем с магазина мистера Джунипера. Ведь именно там вы купили «изюминку».
— Ах, он вонючка, ни дна ему ни покрышки, — задумчиво сказала она. — Друг называется! И настоящий джентльмен, право слово.
Ее критика в адрес мистера Джунипера не вызвала у Родерика никакого отклика.
— А кроме того, краска на перилах, — продолжил он.
Тут она явно изумилась. Лицо у нее вдруг утратило всякое выражение и превратилось в маску, только чуть расширились глаза.
— Постойте, постойте, — сказала она. — Это уже что-то новенькое.
Родерик ждал.
— Понимаю! Вы что, разговаривали с Седриком?
— Нет.
— Ну конечно, так вы и скажете! — пробурчала она и повернулась к Фоксу. — А вы?
— Нет, мисс Оринкорт, — вежливо ответил он. — Ни я, ни старший инспектор с ним еще не говорили.
— Ах, он старший инспектор? Ишь ты!
В ее глазах проснулся интерес, и у Родерика екнуло сердце — он уже догадывался, что сейчас последует.
— Старший инспектор — это не хухры-мухры, да? Старший инспектор… как дальше? Я что-то не расслышала фамилию.
