Агата Кристи - Пять поросят
– Мода любит воскрешать прошлое. Старые мелодии, старые водевили, старые костюмы. И даже старые преступления.
– Ужасно!
– Согласен с вами, но вы не измените человеческой природы. Убийство – это драма. Потребность в драме у людей очень сильна.
Лорд Диттишем прошептал:
– Знаю… знаю…
– Так что, как видите, книжка будет написана. Моя задача – помешать проникновению туда ошибочных утверждений и фальсификаций известных событий.
– События, насколько мне известно, были обнародованы.
– Да. Но не их истолкование.
– Что вы этим хотите сказать, мсье Пуаро?
– Дорогой лорд Диттишем, есть много взглядов на одни и те же события. Например, исторические. Известно, что написано множество книг о Марии, королеве Шотландии. В одних она изображена великомученицей, в других – распутницей и беспринципной женщиной, кое-где – довольно убогой духом, иногда даже убийцей и интриганкой, а порой она предстает жертвой обстоятельств. На любой выбор.
– А в деле Крейла? Крейл был убит своей женой, это бесспорно. Во время процесса моя жена была мишенью для клеветников, по-моему – совершенно незаслуженно. Она не должна была присутствовать в зале суда. Общественное мнение было против нее.
– Англичане, – сказал Пуаро, – высокоморальный народ.
Лорд Диттишем воскликнул:
– Да, черт бы их взял! – затем, глянув на Пуаро, спросил: – А вы?
– Я придерживаюсь общепринятых моральных принципов.
Лорд Диттишем сказал:
– Меня интересует, какой была на самом деле эта миссис Крейл. Эта поза несправедливо оскорбленной женщины… У меня такое впечатление, что тут что-то не то.
– Ваша жена могла бы кое-что прояснить.
– Моя жена, – сказал лорд Диттишем, – не вспоминала об этой истории ни разу!
– Я начинаю кое-что понимать… – Пуаро посмотрел на него с особым интересом.
Лорд спросил резко:
– Что понимать?
Пуаро слегка поклонился:
– Творческое воображение поэта…
Лорд встал, позвонил и сказал резким тоном:
– Моя жена ждет вас.
Дверь открылась.
– Вы звонили, милорд?
– Проводите мсье Пуаро наверх, к леди Эльзе.
Пуаро преодолел два пролета лестницы, покрытой мягким ковром. Искусственное освещение… Деньги, всюду деньги! Хорошего вкуса – меньше. Комната лорда Диттишема отличалась строгостью, сдержанностью, а тут, в остальных комнатах, столько расточительства! Вещи высшего сорта. Вещи, которые покупаются по принципу: пусть безвкусные, зато дорогие.
Пуаро подумал: «Жаркое? Да, жаркое…»
Комната, в которую его провели, не казалась просторной. Большая приемная была на первом этаже, а это – личный салон хозяйки дома. Сама хозяйка стояла, опершись на полку камина, когда Пуаро вошел.
Неожиданно ему вспомнилась фраза и никак не хотела уходить из головы:
«Она умерла молодой».
Он никогда не узнал бы Эльзу Гриер по картине, виденной у Мередита Блейка. То был портрет молодости, воплощение жизненной силы, а тут – ничего подобного. И казалось, никогда и не было. Одновременно перед ним открылось нечто, в чем он не отдавал себе отчета, глядя на живопись Крейла. Эльза была красивой. Да, женщина, которая шла ему навстречу, была очень красивой. И совсем не старая. Собственно, сколько ей было лет? Не больше тридцати шести, если тогда, когда разыгрывалась трагедия, ей было двадцать. Тщательно причесанные черные волосы обрамляли правильной формы, с почти классическими чертами лицо. Со вкусом наложенный грим делал ее еще привлекательнее. Он почувствовал, как у него сжимается сердце. В этом, наверное, виноват старый мистер Джонатан, который говорил ему о Джульетте… Однако в этой женщине не было и намека на Джульетту… Все верно, ведь шекспировская героиня должна умереть молодой.
А Эльза Гриер осталась в живых…
Она встретила его спокойным, немного монотонным голосом:
– Меня весьма заинтересовал ваш визит, мсье Пуаро. Садитесь и поведайте мне: чего вы от меня хотите?
Пуаро задумался. Большие серые глаза – словно мертвые озера. Нет, не похоже, что она заинтересована. Ее ничто не интересует.
Верный своей тактике, Пуаро снова представился иностранцем:
– Я слишком взволнован, мадам, я слишком взволнован…
– О, почему же?
– Потому что я понимаю, что это… это восстановление старой драмы, наверное, чрезвычайно горько для вас.
Казалось, это ее заинтриговало. На самом же деле она просто от души потешалась.
– Это, видимо, мой муж вбил вам в голову такие мысли? Он виделся с вами, когда вы пришли? Но он же абсолютно ничего не понимает! И никогда не понимал. Я совсем не такая уязвимая, как он себе представляет. – В ее голосе чувствовалось, что все это продолжает ее забавлять. – Вам известно, что мой отец был рабочим на заводе? Он много трудился и сумел нажить капитал. Этого могут добиться настойчивые люди, не тонкокожие. Я тоже такая.
Пуаро подумал: «Да, это правда. Деликатная женщина вряд ли отважилась бы войти в дом Кэролайн Крейл».
Леди Диттишем спросила:
– Чего вы хотите от меня?
– Вы уверены, мадам, что для вас не будет слишком болезненным вспомнить прошлое?
Она задумалась на миг, и Пуаро пришло в голову, что леди Диттишем – очень откровенная женщина. Она могла соврать, но никогда – ради собственного удовольствия.
Эльза Диттишем проговорила, как бы размышляя:
– Больно? Нет. Наверное, я хотела бы этого.
– Почему?
Она ответила раздраженно:
– Ведь это дурной тон – никогда ничего не чувствовать…
Эркюль Пуаро подумал: «Да, Эльза Гриер умерла», а потом сказал:
– В таком случае, леди Диттишем, моя задача облегчается. У вас хорошая память?
– Думаю, неплохая.
– И вы уверены, что возвращение к тем дням не заставит вас страдать?
– Такие вещи болезненно воспринимаются только в тот момент, когда они происходят.
– Это я знаю. Но кое у кого…
– Да, мой муж никак не может этого понять, он считает, что судебный процесс со всей его волокитой был для меня ужасным испытанием.
– А разве нет?
Эльза Диттишем сказала:
– Вовсе нет, мне это даже нравилось. – В ее голосе ясно чувствовался оттенок удовлетворения. – Боже мой, эта старая бестия Деплич! Чего он только не делал, чтобы прижать меня к стенке! Но мне нравилось бороться с ним. И он не сумел меня победить.
Она улыбнулась и посмотрела на Пуаро:
– Надеюсь, я не разочарую вас. Двадцатилетняя девушка, наверное, должна была иметь вид подавленный, прибитый или что-нибудь в этом роде. Я такой не была. Меня не трогало то, что мне говорили… Я желала только одного…
– Чего?
– Понятно, видеть ее с петлей на шее.
Пуаро следил за ее руками – красивыми, с длинными ногтями. Хищными руками.
– Вы считаете меня мстительной? – спросила Эльза. – Да, я мстительная. В отношении тех, кто причинил мне зло. Та женщина была, по-моему, ничтожной, безликой. Она знала, что Эмиас любит меня, что он собирается ее оставить, и она убила его только для того, чтобы он не стал моим… Вы не усматриваете в этом подлости?
– Вы не способны понять ревность или сочувствовать ей?
– Нет, не думаю, что способна. Если ты проиграла – значит, проиграла. Если ты не можешь удержать мужа, отпусти его без возражений, красиво. Это чувство собственности мне непонятно.
– Возможно, вы поняли бы его, выйдя замуж за Крейла!
– Не думаю. – Она вдруг улыбнулась Пуаро. – Мне хочется, чтобы вы хорошенько уяснили одну вещь: не считайте, что Эмиас Крейл испортил невинную девушку. Это было совсем не так! Из нас двоих ответственна была я. Мы познакомились на одном вечере, и я влюбилась в него. Я понимала, что должна любой ценой завоевать его…
Пародийно звучали теперь эти шекспировские стихи:
Я все добро сложу к твоим ногам
И за тобой последую повсюду.
– Несмотря на то, что он был женат?
– Ну и что? Разве это карается законом?.. Разве можно запретить видеть действительность такой, какова она есть? Если он был несчастен со своей женой и мог быть счастлив со мной, то почему не могло быть так? Мы живем только раз.
Эльза покачала головой.
– Но я слышал, что он был счастлив и со своей женой.
– Нет, они грызлись как собака с кошкой. Она все время к нему придиралась. Она была… О, она была ужасная женщина! – Эльза встала и закурила. Потом сказала с легкой усмешкой: – Возможно, я к ней несправедлива. Но я убеждена, что она действительно была нестерпима.
Пуаро неторопливо пробормотал:
– Это была большая трагедия.
– Да, это была большая трагедия. – Она круто повернулась к нему: – Трагедия, которая убила меня. Вы меня понимаете? Убила меня! С тех пор ничего не было. Абсолютно ничего! Только огромная пустота! – Эльза в отчаянии взметнула руки.
– Так много значил для вас Эмиас Крейл?
Она утвердительно кивнула. Это был удивительный жест – короткий, таинственный и вместе с тем словно патетический.
– Мои мысли были направлены тогда в одну сторону. Иногда мне, как Джульетте, хотелось воткнуть в себя нож. Но поступить так – значило бы признать свое поражение, признать, что жизнь победила тебя.