Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
— Думал, ты поняла, что я защищаю жизнь и свою свободу. Ну, хватит.
Раджо включил магнитофон. Прозвучало:
Добрый день, ромалэ, спозаранку…
Извините, мангэ со багав…
— Красивая песня, — произнес Раджо с чувством.
— Ты сумасшедший, Раджо, — сказала Вика. — Уезжай в табор. Может, там тебе будет лучше. А я уж как-нибудь перебьюсь. Хотя… Тоска меня съест.
— Знаешь ли ты, что такое магэрдо? Это проклятие, вроде анафемы. Я осужден судом стариков. Цыгане не примут меня. Я прокаженный. Сечешь? И что же ты без меня станешь делать?..
Вика обняла Раджо сзади, прижала его голову к груди, приникла губами к его влажному от пота виску с трепещущей кровеносной жилкой, шепнула:
— Ты — крест мой. Судьба.
Сон пришел к Раджо на рассвете. Будто в вагонном тамбуре электрички к нему подступили трое цыган, наставили стволы и требуют ловэ. Они спокойны, и Раджо спокоен. Он говорит, что — пустой, взять с него нечего, но мужики не верят. Однако и не шмонают[47]. Но самый главный из них набрасывает на шею Раджо скользящий шелковый шнур и затягивает петлю. Боли нет, а только чудно, что они не лезут в карманы к нему, где лежат камни. За эти камни пришили Кнута-музыканта, и кровь на них… А пахан повторяет: «Сдай, что имеешь, Раджо, или возьмем твою жизнь».
Раджо проснулся, так и не испугавшись. Задумался, что теперь делать с камнями. Несколько штук он уже сплавил на выезд из города. А остальные? Может, Дэвла не хочет, чтобы он воровал?
Он рассказал Вике сон, и она его стала по-своему растолковывать. Но Раджо лишь усмехался: Вика — не пхури, куда ей! Ее гадальные книги — энциклопедия. Правда, и Библия есть у нее. Там кое-что можно найти.
Утро пришло с переменой погоды, или погода — с сиянием утра. Радуга перекинулась аркой. Подняли крик воробьи.
Торопясь по своим делам, Раджо с новым интересом вглядывался во все. Город будто отряхивался, проснувшись. На лицах людей читались заботы о хлебе. Внезапно Раджо стало всех жаль, как родственников, терпящих неудачи. Он ощутил, что со всеми схож. Сам идет по Москве, как гадже.
Раджо пришел на скамью у Чистых прудов на бульваре. Зажег сигарету, бездумно смотрел на детей, разъезжавших по очереди на двухколесном велосипеде, и не заметил грязного старика, явившегося, словно тень. Старик попросил закурить.
— Бери, — сказал Раджо и протянул ему пачку.
— Можно взять две, молодой человек?
— Бери, сколько надо.
Старик не поблагодарил, только кивнул и взглянул исподлобья. Задымив, завел разговор:
— Случилось что, парень?
— Да так, по мелочи…
— В жизни нет мелочей, — объявил старик, — но нету и смысла. Я знаю, я прожил много. Честно скажу, устал я.
— Судьба во всем большую роль играет, — сказал ему Раджо словами воровской песни гадже. — Надо ловить момент.
— А я побираюсь, — внезапно сказал старик.
— Голодный, отец? Пошли, порубаем. Я угощаю, понял?
Старик не смутился:
— Ну, коли так, добрый человек… Ты — цыган?.. Покорми. А то уже подвело. Не ел со вчерашнего.
Раджо повел его в кафе при индийском большом ресторане и заказал для него котлету с гарниром, салат и кефир. Себе взял чай, бутерброд. Старик все схавал[48] за полминуты. Ну — метеор[49]!
— Ты вообще-то чем занимаешься? — спросил Раджо, когда они вышли и закурили по новой.
— Бутылки собираю. Я бомж.
— Это что означает?
— Без определенного места жительства. Дочка моя меня кинула, парень. Муж ей попался — выродок, из Ташкента, бывший сотрудник органов. Дочка в его руках раскисла. Они и организовали все дело: квартиру продали, меня — на улицу, деньги в карман, сами — в Ташкент.
Старик как будто не врал. Раджо дал ему денег, спросил напоследок:
— Ну и что ты решил за долгую жизнь?
— Долгую? — улыбнулся старик. — Мне еще нет шестидесяти. Буду судиться с дочкой, так я решил. Поговорил вот с тобой и вижу — добрые люди на свете есть. Ты меня понял, поймут и другие. Так я решил, дорогой мой. Счастья тебе…
…Вики не было дома, и настроение Раджо снова испортилось. Вроде день начался хорошо, были предчувствия удачи, но жизнь обманула, и Раджо лег на тахту с сигаретой. Пепел он стряхивал на палас.
Вика, впрочем, примчалась минут через сорок. Была в магазине. Глянув, спросила:
— Опять не в себе?
— Все нормально, — вяло отреагировал Раджо.
Вступать в разговор не хотелось. Они бы поссорились, разругались бы, если бы не появился Нож, которого Раджо не смог найти днем.
— Проходи, морэ, где ты прячешься?
— Задами хожу, — объяснил Нож. — Мы с тобой, считай, оба на мушке! В городе вся родня Кнута. Да и барон меня ищет.
Нож глянул на Вику, она молча вышла.
— Граф подорвал, надо слинять и нам, — сказал Нож, будто был в сговоре с Раджо.
— В табор езжай, — буркнул Раджо. — Только скажи мне, морэ, сперва: кто и зачем пришил Кнута? Ты понял? Кто?
— Граф, говорят, приказал. — Нож глянул Раджо в глаза. — А в таборе мне делать нечего. Лягу на дно. Две хаты — на выбор.
— Валяй, — сказал Раджо. — Будешь пить чай?
— Извини, не могу. Поканал[50] я…
Раджо чуть придержал его:
— Ты не ответил насчет Кнута. Чья работа?
Нож вышел, будто не услыхал.
Вика, войдя, присела к Раджо и тихо проговорила:
— С тобой так трудно…
— Мешать мне не надо, — сказал Раджо. — Мы с тобой оба свободны. Но только я привык быть один, а ты не можешь…
— Ты ни во что не ставишь меня. А я не подстилка тебе, как другие женщины.
— Ну да. Ты ведь хочешь и рыбку съесть и на кол не сесть.
Раджо привлек ее, расстегнул ее халатик. Вика поддалась. Она постоянно хотела его…
Потом они слушали старую запись, и музыка заполняла весь объем мира:
На одни небеса уповаем,
Одного в сердце Бога несем,
Но живем на земле и не знаем:
Для чего на земле мы живем?
Раджо приснился табор. Будто он видит с горы повозки и лошадей, уходящих в красный закат. А сойти к ним нельзя — обрыв под ногами. И табор движется от него. Он кричит: «Ромалэ, постойте, я с вами!» Однако его не слышат. Он прыгает и летит, ужасаясь, что расшибется внизу о камни. Но нет — воздух держит. И Раджо перебирает окрепшими ногами… Вот он уже над табором. Видит своих. Они машут руками, зовя его. Рядом с бароном — Кнут, живой и веселый. Кнут говорит, подняв очи: «Летаешь? Меня научи. Я тоже хочу».
Проснувшись один, Раджо проглотил стакан холодного чая, взял свою сумку и кинулся на вокзал.
