Ксавье Монтепен - Чревовещатель
Я приложу все старания, чтобы залечить раны твоего сердца, и заранее убежден в благоприятном исходе болезни. Сознайся, что я прав: ты будешь счастлив с нами. Когда ты уехал в 1871 году в Африку, Леонтина была еще ребенком, но с тех пор прошло три года, и она теперь семнадцатилетняя девушка и хороша как ангел. Все восхищаются ее красотой, но мне в ней больше всего нравится ее доброе сердце. Она только и бредит, что о свидании с тобой.
Твой приезд и мне пойдет на пользу. Не помню, писал ли я тебе, что приобрел в окрестностях Руана небольшое, но очень живописное имение с красивым замком и парком. Там я провожу ежегодно по три недели. Недавно я услышал, что мой сосед по имению разорился и продает свою землю. У него хорошие пашни и луга. Если бы мне удалось присоединить эту землю к своей, то вышло бы довольно большое имение. Я серьезно намерен купить эту землю и дать ее в приданое Леонтине. Представь себе, что к твоей сестре сватались уже трое, не подозревая даже, что за ней такое приданое.
Во всяком случае я не начну ничего, не посоветовавшись с тобой. Мне хотелось бы, чтобы ты познакомился с Рошвилем. (Предупреждаю тебя, там много дичи.) Ты посоветуешь, какие мне сделать перемены и улучшения в замке. Я вполне полагаюсь на твой вкус. Но все, что я сказал тебе, должно остаться между нами. Я желал бы удивить Леонтину, сказав ей в один прекрасный день: „Ну, крошка моя, Рошвиль принадлежит тебе, это свадебный подарок от старого дяди…“
Но я уж слишком разболтался, дитя мое, спешу окончить. Не знаю, буду ли я в Гавре или в Рошвиле, когда ты приедешь. Во всяком случае по приезде в Марсель зайди на почту, где ты найдешь мое письмо: в нем я сообщу тебе, куда ехать.
До свидания же, милый мой, целую тебя с родительской нежностью, твой дядя Филипп Домера.
P. S. Вместе с этим письмом посылаю тебе три банковских билета в тысячу франков каждый. Быть может, у тебя есть какие-то долги».
– Черт побери! — воскликнул Жобен, прочитав последние строки. — Достойный дядя! Жаль, что у такого превосходного человека племянник — такой подлец.
Он снова положил письмо в портсигар.
– Очень трогательное, но ничего не объясняющее письмо, — продолжал он. — Из него только видно, что Жорж Прадель горюет, а дядя приписывает это горе любовным страданиям. Я ожидал большего… Но прочтем другие письма.
Второе письмо, тоже от дяди, было адресовано в Марсель, о нем Домера упоминал в своем первом послании. Вот оно:
«Получив твою телеграмму, отправленную в день твоего отъезда, я заключил, что ты теперь находишься в море, а послезавтра приедешь в Марсель, где тебя и будет ожидать это письмо. Я сейчас ни в Гавре, ни в Рошвиле, а в Париже, вместе с твоей сестрой, куда приехал по весьма важным делам. Жду тебя в Гранд-отеле. Поедем вместе в Нормандию».
– Вот тебе раз! — вздохнул полицейский. — Ай да письма, на которые я так рассчитывал!
Взглянув на третий конверт, на котором не было марки, Жобен прочел следующую надпись: «Господину Жоржу, лейтенанту зуавов. (Отдать ему, когда приедет в Гранд-отель)». В правом углу конверта было написано вкось: «Поручается служащим в бюро Гранд-отеля». За этим следовала подпись: «Филипп Домера».
Жобен хотел вынуть письмо, но конверт оказался пуст.
– Черт побери! Этого еще недоставало! Но, по всей вероятности, у молодого человека сохранилось это письмо, так как даже конверт уцелел! Что же он сделал с ним?
Жобен внимательно осмотрел все углы комнаты и вдруг увидел в камине смятую бумажку с обгорелым концом.
– Это, должно быть, письмо. Прадель, вероятно, закурил им сигару… Посмотрим.
Полицейский поднял бумагу, расправил ее и с радостью увидел, что не ошибся. Все буквы были целы, сгорел только белый угол письма. Жобен принялся читать. По мере чтения лицо его прояснялось, а в конце из груди вырвался радостный крик, и он выбежал из комнаты с портсигаром и письмами в руках.
XVIII
Между тем у рошвильского мэра ужинали. Фовель недаром гордился своей великолепной столовой: стены были лепной работы, потолок расписан птицами, порхавшими в облаках. Золоченая мебель напоминала времена Людовика XIII. Над столом висела серебряная люстра. Госпожа Фовель в высоком чепце на черных волосах сидела на самом почетном месте. Это была желчная женщина, которая постоянно жаловалась на ветреность мужа. С правой стороны от нее сидел следователь, а с левой — судья. Напротив сидел мэр со своей разодетой дочерью.
Предупрежденная бригадиром, хозяйка приготовила ужин на славу. Ножи, вилки и челюсти работали без устали. Петронилла и Жан-Мари едва успевали менять тарелки и подавать новые блюда. Превосходное вино Фовеля мало-помалу сглаживало неприятное впечатление, произведенное убийством в замке. Разговор начинал оживляться, как вдруг в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги. Дверь быстро распахнулась, и в столовую влетел человек, размахивая над головой какой-то бумагой. Госпожа Фовель от страха закрыла лицо руками, а ее дочь Олинда с открытым ртом и поднятой вверх вилкой прижалась к отцу.
– Жобен! — воскликнул следователь.
– Да, я… — задыхаясь, произнес полицейский.
– Что случилось? У вас, наверно, есть новости? Что-нибудь очень важное? Да вы не можете говорить…
Жобен без всяких церемоний схватил первый попавшийся под руку стакан, наполнил его водой и выпил залпом.
– Уф! — произнес он. — Теперь легче!.. Я обещал вам, господин следователь, предоставить доказательство виновности Жоржа Праделя. Теперь оно у меня в руках. Вот письмо… письмо от господина Домера… это третье, а два других в портсигаре. Однако прежде вы должны узнать содержание первых двух.
Жобен вслух прочел уже знакомые нам письма.
– Ну, и что же вы в них нашли? — спросил следователь с неудовольствием. — Ведь мы знали о намечавшемся приезде в замок молодого офицера, Домера писал об этом Ландри.
– Ах, пожалуйста, не спешите делать заключения, — возразил Жобен. — Эти письма ровным счетом ничего не доказывают, но вы заговорите по-другому, когда узнаете содержание третьего…
И он прочел:
– «Париж, Гранд-отель, девять часов утра, двадцать третье сентября». Запомните хорошенько число, — обра— тился он ко всем присутствующим, — ведь это три дня назад. Теперь слушайте:
«Милое дитя мое! Не могу дождаться тебя в Париже, как мы условились, а встречусь с тобой где-нибудь на пути между Парижем, Лионом и Марселем. Мне сейчас же нужно сесть на поезд и отправиться по очень важному делу. Итак, вместо меня и Леонтины тебя ждет в Гранд-отеле это письмо.
Однако я хочу сообщить тебе, по какому делу вынужден уехать. Я узнал, что один из торговых домов в Марселе, в котором у меня помещен значительный капитал, на днях объявит себя банкротом. Потому я и спешу скорее забрать оттуда свои деньги. Леонтину я не мог оставить одну в Гранд-отеле, а взять ее с собой в Марсель было неудобно, и я решил отвезти ее на неделю в пансион, где она воспитывалась. Бедняжка очень скучает, она надеялась увидеть тебя сегодня вечером или завтра… Но что делать! Дела помешали.
