Жорж Сименон - Мегрэ сердится
— Смотря в какое время. Взойдет она около полуночи над лесом, что виден отсюда вверх по течению.
В общем, Мегрэ был доволен собой, и все же его не покидала смутная тревога, не ослабевавшая, а, напротив, нараставшая по мере того, как шло время.
Он провел целый час на набережной Орфевр с хорошо знакомыми людьми, которые по старой привычке продолжали называть его шефом. И все-таки…
О чем они говорили после его ухода? Не о том ли, что ему недостает прежней работы и что он вовсе не так уж счастлив в деревне, как уверял всех и каждого. Недаром он ухватился за первый представившийся случай.
А теперь он всего лишь любитель. Да, не более чем любитель.
— Еще по стаканчику белого? Смотритель шлюза не отказывался. После каждого глотка он привычным жестом утирал рот рукавом.
— А что, молодой Малик, Жорж Анри, часто рыбачит с вашим сыном?
— Да, сударь.
— Он любит рыбачить, не так ли?
— Да, он любит реку, любит лес, животных.
— Славный мальчик!
— Очень славный! И совсем не заносчивый. Посмотрели бы вы на них вдвоем с барышней!.. Они часто спускались вниз по реке в своей лодке. Я даже предлагал им открыть шлюз, хотя обычно для небольших лодок это не делается. Но они всегда отказывались, предпочитая переносить лодку. А возвращались они обычно поздно вечером.
С наступлением ночи или, вернее, посреди нее Мегрэ предстояло выполнить неприятную задачу. Ее нужно выполнить, а там будет видно, ошибся он, превратился в старого дурака, годного только сидеть дома, или еще на что-то способен.
Мегрэ расплатился и медленно пошел вдоль берега, посасывая трубку. Дожидаться ему пришлось долго. Казалось, в этот вечер солнце и не думает заходит!. Слегка подернутая рябью река медленно и чуть слышно катила свои воды, а вьющаяся над ней мошкара обрекала себя на погибель, опускаясь к самой воде, где ее тут же заглатывали рыбы.
Никого не было видно — ни братьев Малик, ни их слуг. В тот вечер все словно замерло. Около десяти часов, покинув гостиницу «Ангел», где были освещены только окна в комнате Жанны и в кухне — там еще копошилась Ремонда, — Мегрэ, как и накануне, направился в сторону станции.
Белое вино, несомненно, возымело действие: путевого обходчика на этот раз не оказалось на обычном месте. Мегрэ проскользнул незамеченным и поднялся на железнодорожную насыпь.
За деревцами орешника, примерно на том же месте, где комиссар прятался вчера вечером, его, как было условленно, уже дожидался Мимиль. Он спокойно стоял, расставив ноги, с погасшей сигаретой во рту, будто вышел перед сном подышать воздухом.
— Еще не появлялся?
— Нет.
И они стали молча ждать, время от времени переговариваясь шепотом. Как и накануне, окно в комнате Бернадетты Аморель было открыто, в тусклом свете можно было разглядеть старую даму, шагавшую взад и вперед по комнате.
Около половины одиннадцатого в парке Маликов возникла мужская фигура, и все произошло точь-в-точь как прошлой ночью. К человеку с пакетом в руках подбежали собаки и проводили его до дверей верхней псарни. Войдя в помещение, он оставался там значительно дольше, чем накануне, а потом вернулся наконец в дом, где сразу осветилось окно на втором этаже. Окно на минутку открыли, а затем задернули занавески.
Перед тем как улечься спать, собаки некоторое время бродили по парку и нюхали воздух у стены, чуя присутствие посторонних.
— Не пора ли начинать, шеф? — прошептал Мимиль.
Один из догов уже готов был зарычать, но человек из Луна-парка успел бросить ему какой-то предмет, мягко ударившийся о землю.
— Только бы они не оказались натасканными по всем правилам, — пробормотал Мимиль. — Впрочем, этого опасаться не следует. Обыватели не умеют дрессировать собак, и если им даже попадает в руки хорошо обученное животное, они его быстро портят.
Мимиль был прав. Обе собаки уже вертелись вокруг брошенного им предмета, с любопытством обнюхивая его. Озабоченный Мегрэ даже не заметил, как погасла его трубка. Наконец один из псов, завладев куском мяса, стал раздирать его зубами, тогда как другой угрожающе зарычал, готовый наброситься на соперника.
— На всех хватит, — усмехнулся Мимиль, бросая второй кусок. — Не ссорьтесь, мои ягнятки!
Не прошло и пяти минут, как собаки, вяло бродившие вокруг, закружились на месте и наконец, обессилев, упали на бок. Мегрэ стало не по себе.
— Сделано, шеф! Действовать дальше? Стоило еще немного повременить, дождаться, когда совсем стемнеет и погаснут все огни. Но Мимилю не терпелось.
— Сейчас взойдет луна, и тогда будет поздно. Мимиль уже размотал веревку и успел даже привязать ее к стволу молодого ясеня у края дороги, совсем близко от стены.
— Подождите, я спущусь первым!
Стена была немного выше трех метров, но гладкая, без единого выступа.
— Если только в этом чертовом саду не найдется лестницы, подняться здесь будет труднее… Да вон, глядите! На дорожке стоит тачка. Мы ее приставим к стене и тогда сможем взобраться.
Мимиль был оживлен и весел, словно снова очутился в родной стихии.
— Если бы мне сказали, что я когда-нибудь буду заниматься таким делом вдвоем с вами…
Он подошел к старой псарне, одноэтажному кирпичному зданию с цементированным двориком, огороженным решеткой.
— Фонаря не понадобится, — прошептал Мимиль, нащупывая замок.
Дверь уже была открыта, и в нос ударило затхлой соломой.
— Закройте дверь! А знаете, мне кажется, там никого нет.
Мегрэ зажег электрический фонарик, но они ничего не увидели, кроме старого конюшенного валька «Валек — деревянная или железная палка для прикрепления постромок к экипажу.», позеленевшей сбруи на краю, валявшегося на земле хлыста да еще кучи гнилой соломы, перемешанной с сеном и пылью.
— Это внизу, — сказал Мегрэ. — Здесь должен быть люк или какая-нибудь дверца.
Стоило им пошевелить солому, и они действительно обнаружили тяжелый люк, окованный железом. Люк был закрыт только на засов, и у Мегрэ сжалось сердце, когда он медленно отодвинул его.
— Чего вы ждете? — прошептал Мимиль. Уже многие годы Мегрэ не испытывал такого волнения.
— Может, мне открыть?
Но Мегрэ, ни слова не говоря, сам поднял крышку. В погребе не слышно было ни звука, но все-таки им показалось, что там кто-то есть.
Фонарик внезапно осветил разверзшийся под ними мрак, белесые лучи скользнули по чьему-то лицу, и в темноте метнулась чья-то тень.
— Спокойно! — произнес Мегрэ вполголоса. Он попытался направить свой фонарик на узника, перебегавшего, как загнанный зверек, от стены к стене, и монотонно повторял:
