Джон Карр - Три гроба
— Вы уверены, что речь шла о десяти вечера?
— Ну… да. По крайней мере, так я думаю. Около десяти, верно, Розетт?
— Не знаю. Мне отец ничего не говорил.
— Понятно. Продолжайте, мистер Мэнген.
— Мы включили радио — зря, так как музыка была громкой, — и играли в карты у камина. Тем не менее я услышал звонок и посмотрел на часы на каминной полке — они показывали без четверти десять. Я встал, когда услышал, что открылась входная дверь. Потом голос мадам Дюмон произнес что-то вроде «Подождите, я узнаю», и раздался звук, как будто дверь захлопнулась. Тогда я крикнул. «Кто там?» Но радио так вопило, что я, естественно, подошел выключить его. И мы сразу услышали голос: «Привет, ребята! Это Петтис. Что это за нелепые формальности насчет того, можно ли повидать босса? Я поднимусь к нему в комнату».
— Это его точные слова?
— Да. Петтис всегда называл доктора Гримо «босс» — больше никто не осмеливался на такое, кроме Бернеби, который называл его «папаша»… Поэтому мы ответили: «Ладно» — и больше об этом не думали. Но я заметил, что время приближается к десяти, и с тех пор был настороже…
Хэдли что-то рисовал на полях записной книжки.
— Значит, человек, назвавший себя Петтисом, — задумчиво промолвил он, — говорил с вами через дверь, не видя вас? Откуда же он знал, что вы там вдвоем?
Мэнген нахмурился:
— Полагаю, он видел нас через окно. Поднимаясь на крыльцо, можно заглянуть в ближайшее окно передней комнаты. Я сам всегда так делал, и если видел там кого-нибудь, то стучал в окно, чтобы не звонить.
Суперинтендент продолжал рассеянно рисовать в книжечке. Казалось, он собирался задать очередной вопрос, но передумал. Розетт устремила на него немигающий взгляд.
— Продолжайте, — сказал Хэдли. — Вы ждали до десяти…
— И ничего не происходило, — сказал Мэнген. — Но с каждой минутой после десяти я не успокаивался, а, напротив, нервничал все сильнее. Я говорил вам, что не ожидал прихода этого человека и вообще каких-либо неприятностей. Но я представлял себе темный холл и японские доспехи с маской и чем больше думал об этом, тем меньше мне это нравилось…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Розетт бросила на него странный, удивленный взгляд. — Я думала о том же, но не хотела говорить тебе, чтобы ты не назвал меня дурой.
— Да, я тоже боюсь попасть впросак. Вот почему, — с горечью добавил Мэнген, — меня отовсюду увольняют и, вероятно, уволят теперь за то, что я не позвонил в редакцию и не сообщил о случившемся. Шеф будет в ярости. Но я не Иуда. — Он переминался с ноги на ногу. — Было почти десять минут одиннадцатого, когда я почувствовал, что больше не могу этого выносить. Я бросил карты и сказал Розетт: «Давай включим свет в холле, выпьем или сделаем хоть что-нибудь». Я собирался позвонить Энни, но вспомнил, что сегодня суббота и у нее свободный вечер…
— Энни — это служанка? Совсем забыл о ней. Ну?
— Поэтому я подошел открыть дверь, но она оказалась запертой снаружи. Я сразу почувствовал… Знаете, как бывает, когда в вашей спальне есть какой-то предмет вроде картины или орнамента, настолько обычный, что вы его едва замечаете. Потом однажды вы входите в комнату, и у вас возникает смутное ощущение, будто что-то не так. Это раздражает и беспокоит вас, так как вы не можете понять причину. А затем вы внезапно осознаете, что этот предмет исчез. То же происходило и со мной — я знал, что что-то не так. Я чувствовал это с тех пор, как услышал голос этого типа в холле, но полностью осознал, только обнаружив, что дверь заперта. А когда я, как последний идиот, начал дергать ручку, мы услышали выстрел. Огнестрельное оружие в доме поднимает адский грохот, и мы услышали его даже внизу. Розетт закричала…
— Ничего подобного!
— Потом она сказала то, о чем подумал и я. «Это был не Петтис. Он пробрался к отцу».
— Можете назвать точное время выстрела?
— Да, было ровно десять минут одиннадцатого. Ну, я попытался взломать дверь. — Несмотря на неприятное воспоминание, в глазах Мэнгена мелькнула усмешка. — Вы когда-нибудь обращали внимание, как легко взламывают двери в книгах? Это просто рай для плотника. Двери взламывают там одну за другой под малейшим предлогом — например, если кто-то внутри не ответит на обычный вопрос. Но попробуйте проделать такое с одной из этих дверей! Я колотил в нее, пока чуть не сломал плечо, а потом решил вылезти в окно и войти снова через парадную или заднюю дверь. Но я наткнулся на вас, и остальное вы знаете.
Хэдли постукивал карандашом по записной книжке.
— А парадная дверь всегда остается незапертой, мистер Мэнген?
— Понятия не имею! Но это было единственным, что пришло мне в голову. Как бы то ни было, она оказалась незапертой.
— Вы можете что-нибудь добавить, мисс Гримо?
Веки девушки опустились.
— Ничего… Хотя кое-что могу. Но вас интересует все странное, верно, даже если это на первый взгляд не имеет отношения к делу? По-видимому, так оно и есть, но я все-таки расскажу… Незадолго до того, как позвонили в дверь, я подошла к столу между окнами взять сигареты. Радио было включено, как сказал Бойд, но я услышала где-то на улице или на тротуаре перед дверью какой-то стук — словно тяжелый предмет упал с большой высоты. Это был не обычный уличный звук — как будто упал человек.
Рэмпоулу стало не по себе.
— Стук? — переспросил Хэдли. — Вы не выглянули посмотреть, в чем дело?
— Выглянула, но не смогла ничего разглядеть. Конечно, я только отодвинула штору, но могу поклясться, что улица была пус… — Она оборвала себя на полуслове и застыла с открытым ртом. — О боже!
— Да, мисс Гримо, — кивнул Хэдли. — Все шторы были задернуты. Я заметил это, так как мистер Мэнген запутался в одной из них, вылезая в окно. Вот почему меня заинтересовало, каким образом посетитель мог увидеть вас в комнате через окно. Но может быть, они были задернуты не все время?
Последовало молчание, нарушаемое лишь приглушенными звуками на крыше. Рэмпоул посмотрел на доктора Фелла, который прислонился спиной к одной из неподдающихся взлому дверей, подперев рукой подбородок и надвинув на глаза широкополую шляпу. Потом Рэмпоул перевел взгляд на бесстрастного Хэдли и снова на девушку.
— Он думает, что мы лжем, Бойд, — холодно сказала Розетт Гримо. — Пожалуй, нам больше не стоит что-либо говорить.
Внезапно Хэдли улыбнулся:
— Я не помышляю ни о чем подобном, мисс Гримо, и объясню почему, так как вы единственная, кто в состоянии нам помочь. Я даже собираюсь рассказать вам, что произошло… Фелл!
— Что? — Доктор вздрогнул и поднял голову.