Эллери Квин - Санаторий смерти
Он задумчиво потер подбородок. А почему бы ей, собственно, не спать? Он и сам устал, как собака. Он снял куртку, галстук и повесил на спинку кресла у письменного стола. Сел на кушетку, снял туфли и расстегнул рубаху. Взял домашний халат, сделал из него некоторое подобие подушки и сунул под голову.
Бедняжка. Она оказалась черт знает в каком положении. Хуже не бывает. Он сам, впрочем, тоже. Ему придется совершить невозможное! Никки и мухи обидеть не могла! Чтобы понять это, достаточно хоть раз заглянуть ей в глаза — такие испуганные… Длинные пушистые ресницы. Глаза невинного человека.
10
Эллери Квин открыл глаза. В комнату светило солнце, а инспектор Квин, в кальсонах, на цыпочках, крался через кабинет к закрытой двери в спальню.
— Отец! — что было силы крикнул Эллери и подскочил с кушетки.
Инспектор Квин, который как раз взялся за ручку двери, вздрогнул так, будто ему выстрелили в спину. Помазок для бритья выпал у него из рук в вазу, куда Эллери обыкновенно вытряхивал окурки из пепельниц. Широко раскрыв глаза, инспектор обернулся.
— Ты что, ошалел? Чего вопишь, будто тебя режут?
— Прости, папа. Это я со сна. Еще не проснулся.
— Я и не хотел тебя разбудить. Ты думаешь, если ты спросонья, у тебя есть основания так орать на людей?
— Мне, наверное, приснился кошмар, пап.
— И вообще, что с тобой происходит? Почему ты не разделся по-человечески и не лег в постель? И такой нервный…
— Велье засиделся допоздна. А потом я еще решил дописать пару строк и прилег подумать. И заснул, видимо.
Инспектор, наконец, выудил из вазы свой помазок.
— Словом, Эллери, ты мог бы завести себе привычки получше, — сказал он, покачав головой, и отряхнул с помазка пепел.
— Прости, папа. Погоди-ка, — Эллери, заметив, что отец снова делает попытку войти в спальню, бросился к нему и взял под руку.
— Что тебе еще нужно?
— Скажи, который час?
— Без пяти восемь. Я проспал.
— Ты уже знаешь результаты вскрытия?
— Конечно, нет. Отпусти меня.
— Ты не откажешь мне в одной просьбе? — Эллери не отпускал руку отца и потихоньку уводил его от двери.
— Не откажу, если смогу.
— Позвони мне сразу же, когда будет готово заключение. Меня очень интересует это дело.
— Договорились. Позвоню. Но пусти же меня, наконец. Что ты в меня вцепился?
— Тебе что-то надо, пап?
— Да. Я…
Взгляд инспектора упал на кружки и кувшин.
— Это что, вы столько выпили вчера?
— Да. Я уже думал, что Велье останется здесь навеки.
— Тогда лучше ложись и поспи еще немного. Я только хотел позаимствовать у тебя лезвие для бритвы.
Инспектор внезапным движением освободился из объятий Эллери и оказался у двери, — не успел тот и глазом моргнуть. Оцепенев от ужаса, Эллери наблюдал, как отец входит в спальню. Он даже застонал, опустился на кушетку и схватился за голову. Вот сейчас бомба взорвется… Вот сейчас… Он ждал первого удивленного возгласа отца. Тот, конечно, почувствует себя оскорбленным. Возмутится. А потом грянет настоящая буря. Он обвинит сына в гнусном предательстве, в сговоре с преступницей и даже в соучастии в убийстве. Какой скандал… Сын инспектора Квина…
Эллери услышал, как открылась дверь в ванную позади его спальни, и почти тут же закрылась снова. Инспектор, держа в руке лезвие в синей обертке, снова вышел в кабинет. Эллери, раскрыв рот от удивления, взирал, как отец направляется к себе.
— Полежи еще немного, Эллери, — посоветовал ему отец, остановившись в дверях. — У тебя просто ошалелый вид. Ты явно недоспал.
Не успел отец выйти в коридор, как Эллери бросился в спальню. Никки нигде нет. Кровать заправлена. Все в безупречном порядке. Он распахнул двери степного шкафа. Никого. Он остановился у кровати, лихорадочно размышляя.
Конечно, она сбежала ночью. Решила сделать его козлом отпущения. Велье был прав. Каким дураком он оказался!
— Пст!
Эллери за что-то зацепился и поглядел вниз.
— Пст!
Маленькая рука с ярко-красными наманикюренными ногтями появилась из-под кровати и схватила его за штаны.
— Все в порядке? — шепнула Никки.
Он поспешил закрыть дверь в спальню.
— Да.
Никки вылезла из-под кровати. Она надела его белую шелковую пижаму, в которой спокойно могли поместиться по меньшей мере две девушки ее размеров.
Эллери засмеялся.
— Что тут смешного? — спросила она, выволакивая из-под кровати свой чемодан.
— Поглядите в зеркало — поймете.
— Поглядите-ка лучше сами. Вы что, бросили бриться? Настоящий кактус.
— Советую вам переодеться, — сказал он. — Я дам знать, когда отец уйдет из дому.
Выйдя в коридор., Эллери к удивлению своему услыхал в гостиной голос доктора Праути.
— Ха! Ну я просто не мог отказать себе в удовольствии лично сообщить вам эту новость и поглядеть на выражение вашего лица. Я специально приехал.
В гостиной Эллери застал не только полицейского врача, но и сержанта Велье. Велье, пребывая в некотором смущении, поглядывал на шефа, который стоял перед ним в нижней рубахе и брюках со свисающими подтяжками. Физиономия Праути, наоборот, выражала что угодно, только не смущение. Казалось, он в первый раз в жизни веселился от всей души, хохоча во все горло и закидывая при этом голову.
— Ха! Ха! Ха!
— Прекратите ваши глупые смешки, — сказал инспектор раздраженно, — и расскажите мне толком, что показало вскрытие.
— Инспектор! — с трудом перевел дыхание Праути. — Вы не будете иметь ничего против, если я буду называть вас инспектором, инспектор? Или будете? Итак, инспектор, я специально приехал сюда, чтобы сообщить вам эту новость лично. Значит, на вилле у Браунов отравился осел, да? Это, случайно, были не вы? А?
Инспектор повернулся к сержанту.
— Он что, пьян?
У Велье был такой вид, будто он вот-вот разрыдается.
— Нет, сэр. Неприятная история, сэр.
— Послушайте, инспектор Квин, — продолжал Праути. — Я сегодня встал в шесть утра, проклиная все на свете. Я потащился в морг. Я натянул халат, резиновые перчатки и велел своим людям везти каталку с трупом. Они привезли ее, покрытую простыней. Каталка всю ночь простояла в холодильнике. Я снимаю простыню, и что же вижу, инспектор? Что открывается моему пораженному взору?
Праути сделал эффектную паузу.
— Ну, короче, что же вы там увидели? Говорите же!
— Статую! Гипсовую статую! Ха! Ха! Ха!
— Секундочку, — перебил его инспектор Квин. — Я что-то ничего не пойму из того, что он тут говорит.
