Буало-Нарсежак - Последний трюк каскадера
— Это было в Эз, в Приморских Альпах. Ты никогда там не бывал? Поедем как-нибудь вместе. Там изумительно.
Кажется, ты паришь над морем. Во время одной из гонок меня должно было занести на повороте, и мне следовало перелететь через парапет, окаймлявший дорогу…
Он слушал меня. Губы его шевелились одновременно с моими. Иногда он шмыгал носом или же отгонял мошку, затем опять замирал.
— У меня был мощный «кавасаки» — 1000, знаешь, наверное, — машина высшего класса. Само собой, все было рассчитано так, чтобы я не покалечился. И все же скорость была приличная.
Я расставил руки и лег на воображаемый руль, который Марсель видел реально, равно как и приборы, и циферблат, и мои судорожно вцепившиеся руки.
— Кинокамеры были готовы. Так вот, по сигналу я набираю скорость.
— Ришар!
— Ну я потом тебе расскажу. Вообрази пируэт! — сказал я поспешно и громко крикнул:
— Мы здесь с Марселем.
Появилась Иза. На руке ее, согнутой в локте, лежал, как младенец, букет. Она смеялась, приветствуя нас издалека.
— Что вы там секретничаете вдвоем, как злоумышленники?
— Беседуем. Ты помнишь историю в Эз? Сальто в овраг? Она села рядом с Шамбоном.
— Не слушайте его, господин Марсель. Он еще и привирает слегка.
— Вы при этом присутствовали? — спросил Шамбон неуверенно.
— Само собой. Надо было собирать куски.
Мы с блеском разыгрывали мизансцену. Я — в роли мужчины, убежденного в превосходстве над женщиной, в роли, которая производила сильное впечатление на Шамбона. Она же с улыбкой изображала смирение женщины, уставшей от испытаний. Он восхищался нами. Завидовал. Ненавидел. Изнемогал.
— Ладно. Я вас покидаю. — Он резко встал.
— Не беспокойтесь. Я его отвезу, — ответила Иза. Он ушел, небрежно поддавая носком мелкие камушки.
— По-моему, он в ярости, — прошептала Иза.
— Согласен. Ну как старик?
— Вчера вечером повез меня обедать в новый шикарный ресторан на площади Раллиман. Представил нескольким друзьям:
«Моя кузина Изабелла». Простачков нет, сам понимаешь. В его жизни было слишком много кузин.
— Он не пытался поторопить события?
— О, можно сказать, сгорает от любви. Она схватила меня за руку.
— Ты в самом деле хочешь причинить себе боль?
— Давай не будем рассказывать сказку про белого бычка.
— Все же мне придется когда-то уступить ему.
— Но он дорого за это заплатит. Не волнуйся. Я ничего не забываю.
Несколько мгновений мы сидели молча. Затем я продолжаю как ни в чем не бывало.
— Важно, чтобы ты долго сопротивлялась. Даже когда он предложит жениться на тебе, откажи. Он полезет в бутылку, скажет: «Все это из-за Ришара». Будет оскорблять меня. Всячески обзывать нас обоих. Но кончит тем, что примет твои условия.
— Почему ты так уверен?
— Уверен, и все тут. Ты пообещаешь ему, что будешь видеться со мной как можно реже, а взамен выклянчишь у него дарственную, что-нибудь стоящее… Об этом надо хорошенько подумать. Вот так. А теперь оставь меня. Я сам доберусь.
Чует мое сердце, старая ведьма следит за нами. Смотрит в бинокль с чердака, не сомневаюсь. Ты ведь отнимаешь у нее брата, а я — сына. Вообрази, на что она способна.
Что верно, то верно. Мы захватчики, оккупанты. Я обмозговываю эту мысль, Иза тем временем удаляется, любуясь цветами. Пока что я не знаю, как убью Фромана, но в любом случае мне понадобится Шамбон. А также Иза, в роли, от которой она не придет в восторг. Ну и что! Довольно будет одной маленькой подлости в день, но ведь не я первый начал.
Я отжимаю тормоз и вывожу коляску на аллею. Как правило, вечером, часам к девяти, Шамбон выходит мне навстречу.
— Она спит, — шепчет он, словно мать может его услышать.
Он рад, что наконец освободился. Этот несчастный Шамбон, как толстый шмель, собирает добычу то тут, то там, перенося от одного к другому ядовитую пыльцу своих сплетен. Мне известно, что на обед у старухи сухарик и чашка настоя вербены. Потом она принимает различные лекарства — сердечные, печеночные, от всевозможных более или менее воображаемых болезней, а затем Марсель поднимается к ней пожелать доброй ночи. Прежде чем удалиться, он подробно рассказывает о том, что произошло за день.
— Как дядя? — спрашивает она.
— Как всегда. Не слишком разговорчив. Он что-то подарил Изе. Мне показалось — в футляре, но я не уверен. Это было за десертом, он увел ее к себе в кабинет. Она, должно быть, скрежещет зубами, если только ей позволяют протезы.
— Что калека?
— Только что видел его в парке.
— Надеюсь, ты с ним не болтаешь попусту.
— О, какое там! Начнем с того, что он избегает всех на свете.
Он мне докладывает все это, довольный, как ему кажется, ролью вольнодумца, которому нипочем мелочи жизни. Ему, конечно, не приходит в голову, что из такого материала, как он, в другие времена дрессировали доносчиков.
— Частенько я читаю ей несколько страниц из Пруста — в качестве снотворного, — добавляет он. — Эти длинные фразы, знаете ли… очень быстро она перестает что-либо понимать. А если еще добавить таблетку могадона… Он смеется, затем переходит к интересующей его теме.
— В прошлый раз вы мне начали рассказывать о том, что с вами приключилось в Эз.
У него цепкая и мелочная память мальчишки, для которого иллюстрированные журналы — пища духовная. Я слегка колеблюсь, прежде чем продолжить прерванный разговор.
— Ах, да! Падение с тридцатиметровой высоты!
— С отвеса?
Ему требуются точные детали, так как он одновременно и легковерный, и подозрительный. Если только у него возникнет подозрение, что я вру, ноги его больше здесь не будет.
— Нет, все-таки не с отвеса. Я бы убился. К счастью, кое-где росли кусты, которые притормозили меня… Но знаешь. Марсель, я никогда не был ярмарочным паяцем.
Всего-навсего — честным каскадером, как и многие другие, Не нравится ему этот тон мнимого скромника. Чтобы ему понравиться, надо быть исключительной личностью. Ему не по вкусу слабый наркотик. Я ловко отыгрываюсь.
— Насколько мне помнится, трюк был необычный. В то время Иза еще выступала с мотоциклом. Меня — я играл сыщика — послали в погоню. Перед нею закрывался шлагбаум и медленно двигался товарный состав… длинные металлические вагоны, по бокам которых зияли открытые раздвижные двери. Представляешь? Зачарованный, он наклоняет голову.
— Так вот, она вылетает… Тормозить слишком поздно…
Врезается в шлагбаум, взлетает, пролетает через проходящий перед нею вагон, затем летит кубарем.
— Она?.. Вы хотите сказать, что… Он заикается. Стискивает ладони. Я небрежно замечаю:
— Посмотреть на нее — хрупкая, грациозная, кто бы мог подумать, что… И, представь себе, она была отчаяннее меня. Трюки выделывала — с ума сойти. Я не торопясь набиваю трубку. Наконец он спрашивает:
