Филис Джеймс - Неподходящее занятие для женщины
Корделия поехала по Хиллз-роуд, миновала сначала памятник молодому солдату 1914 года, отважно бегущему навстречу смерти, затем – католическую церковь и оказалась в самом центре города. Она еще раз пожалела, что не может воспользоваться велосипедом Марка, увидев, что здесь практически все на двух колесах. Воздух вибрировал от звонков, как в праздник. На этих узких, заполненных народом улочках даже «мини» казалась громоздкой. От машины нужно избавиться, как только попадется подходящее место для стоянки, и отправиться пешком на поиски телефона. Программа изменяется. Сначала она побывает в полиции.
Корделия не удивилась, когда из полицейского управления ответили, что сержант Маскелл, который вел дело Кэллендера, занят. Только в книжках люди, которые нужны героям, сидят дома или у себя в офисах, готовые в любую минуту помочь. В реальном мире они занимаются своими делами, и их внимания приходится подолгу добиваться, если вообще удается уговорить их уделить свое время делам сыскного агентства Прайда. Чаще нарываешься на отказ. Поэтому, чтобы произвести впечатление, Корделия сразу упомянула о доверенности, выданной ей сэром Роналдом. Это имя явно было здесь хорошо известно. Полицейский попросил подождать и менее чем через минуту вернулся с известием, что сержант Маскелл сможет принять мисс Грей сегодня в половине третьего.
Таким образом, редакция все-таки оказалась первым пунктом ее плана. Старые подшивки были по крайней мере доступны, и ничто не мешало ей заглянуть в них. Она быстро нашла то, что хотела. Информация о расследовании была кратким, изложенным казенным языком судебным отчетом. Она мало что узнала нового из газеты, но тщательно записала основные показания. В частности, сэр Роналд Кэллендер заявил, что в последний раз говорил с сыном более чем за две недели до его смерти. Было это, когда Марк позвонил, чтобы сообщить о своем решении оставить учебу и наняться на работу в усадьбу Саммертриз. С отцом он предварительно не советовался и причины ухода из университета не объяснил. Сэр Роналд переговорил затем с наставником его колледжа и заручился гарантией, что Марка примут обратно в следующем учебном году, если он передумает. Сын никогда не заговаривал с ним о самоубийстве, как не знал отец ни о каких личных или финансовых проблемах Марка. За показаниями сэра Роналда следовало сжатое изложение слов других свидетелей. Мисс Маркленд описала, как она обнаружила тело. Медицинский эксперт констатировал, что смерть наступила вследствие удушья. Сержант Маскелл рассказал общественности, какие меры он счел необходимым принять. Здесь же прилагался отчет из лаборатории о том, что чашка кофе, найденная на столе, была тщательно исследована и ее содержимое признано совершенно безвредным. Заключение констатировало, что покойный сам наложил на себя руки в период временного помутнения сознания, вызванного депрессией. Закрывая подшивку, Корделия чувствовала смущение. Похоже, полиция проделала свою работу добросовестно. Возможно ли, чтобы опытные профессионалы не придали значения таким существенным деталям, как незаконченная грядка, небрежно брошенные башмаки или нетронутый ужин?
Ну что ж, теперь у нее оставалось время, чтобы побродить по Кембриджу. Она зашла в книжный магазин и купила самый дешевый путеводитель, удержавшись от искушения порыться в книгах – времени у нее не так уж много, надо посмотреть как можно больше. Она положила в сумку пирог с мясом и яблоко, купленные с уличного лотка, и вошла в церковь святой Марии, чтобы присесть и разработать по путеводителю подходящий маршрут прогулки. Затем почти полтора часа она пребывала в счастливом трансе, бродя по этому чудесному городу.
Она увидела Кембридж в самое благоприятное время. Небо было бесконечным океаном голубизны, солнце сияло на нем приглушенно, хотя ему не мешало ни единого облачка. Кроны деревьев во дворах колледжей не были еще тронуты настоящей летней жарой и хранили весеннюю свежесть, расцветив нежно-зелеными узорами древние каменные стены. По реке Кем сновали взад и вперед плоскодонные ялики, распугивая уток, а ниже по течению ивы купали согбенные ветви в темной зелени речной воды.
В свой маршрут Корделия включила все самое интересное. Она медленно прошествовала по всей длине галереи библиотеки Святой Троицы, побывала в Старых школах, посидела в тишине часовни Королевского колледжа, дивясь удивительному таланту архитектора. Что бы там ни писали Мильтон и Вордсворт, а часовня, конечно же, была построена во славу земного владыки, а не во имя Господне. Но разве это делает ее менее прекрасной? Она была и остается прежде всего религиозным зданием. Мог ли атеист спроектировать и построить этот шедевр?
Во время экскурсии Корделия позволила себе и другие маленькие радости. У киоскера, расположившегося у западного выхода из часовни, она купила салфетку с изображением этого прекрасного памятника архитектуры. Повалялась на траве у реки, опустив в воду обе руки. Побродила среди букинистов на рынке и после тщательного расчета купила миниатюрное издание Китса, отпечатанное на индийской бумаге, и нарядное хлопковое платье. Если тепло продержится, ей будет гораздо удобнее ходить по вечерам в нем, чем в джинсах и блузке.
Потом она вернулась к Королевскому колледжу, уселась на скамью, которая тянулась вдоль всей его стены, и принялась за свой простой обед. Ощущение довольства собой и жизнью было нарушено воспоминаниями. В памяти возникли голоса. Первый принадлежал ее отцу:
«Наша маленькая фашистка была воспитана папистами. Это мне многое объясняет. Но как, скажи мне, Делия, как это могло случиться?»
«Ты не помнишь, папа, что они перепутали меня с другой К. Грей, которая была католичкой. Мы с ней сдавали экзамены за начальную школу в один и тот же год. Когда ошибка была обнаружена, они написали тебе и спросили разрешения оставить меня в Конвенте, потому что я к нему уже успела привыкнуть».
На этот запрос он не удосужился ответить. Мать-настоятельница тактично скрыла это тогда от Корделии, и она прожила в Конвенте еще шесть лет – самых спокойных и счастливых в своей жизни. Там она была защищена от бурь внешнего мира. Несмотря на то, что она была неисправимой протестанткой, никто не пытался заставить ее сменить веру. Ее только издали жалели как заблудшую овцу. В Конвенте она поняла, что нет больше нужды скрывать природный ум и сообразительность, которые ее приемные матери воспринимали как угрозу своему авторитету. Она помнила, как сестра Перпетуя сказала как-то:
«Если учеба у тебя и дальше пойдет так же, никаких проблем с экзаменами не будет. А это значит, что через два года мы попробуем устроить тебя в университет. Я думаю – в Кембридж. Почему бы и нет? Я уверена, что у тебя будут отличные шансы получить стипендию».
