Жорж Сименон - Беглый
События развертываются слишком стремительно. На скамейках набережной Майль сидят люди, и Ж. П. Г. смотрит на них с завистью. Что, впрочем, мешает ему тоже сесть на одну из скамеек? Это все, и это ничего.
Он ведь уже знает, что может остаться неподвижным не дольше четверти часа.
Когда он проходит мимо главного входа на рыбный рынок, аукцион в самом разгаре. Ж. П. Г, вспоминает» что, когда они перебрались в Ла-Рошель и Элен только-только родилась, он сам ходил сюда по четвергам покупать рыбу.
Он идет все дальше. Ныряет в ворота Часовой башни, минует, пожимая плечами, магазин Виаля. Ему жарко, вся кожа в теплой испарине, от выпитого пива слегка бурлит в желудке.
«Я пойду к опытному адвокату и расскажу ему всю эту историю».
Какие лица будут у почтенных граждан Ла-Рошелй, если им внезапно объявить:
Ж. П. Г., учитель немецкого языка в лицее, оказался бывшим каторжником по имени Жорж Вайан. Его только что арестовали прямо на Дворцовой улице…»
Тюрьма как раз напротив парикмахерского салона.
Ж, П. Г, смотрит на нее.
Страха он не испытывает. Им владеет более сложное чувство. Он рассматривает прохожих и говорит про себя:
«Зря вы все задаетесь! Ничего-то вы не знаете, ровным счетом ничего».
А он, Ж. П. Г., знает все. Он знает вещи, о которых многие всю жизнь не имеют даже представления. Вещи, о которых просто немыслимо рассказать.
К примеру, историю Гориллы. Горилла был не обезьяной, а его напарником: их сковали одной цепью. Прозвали же его так потому, что все тело у него заросло волосами, как у обезьяны.
И в течение двух лет Ж. П. Г…
Нет! Он не решается даже думать об этом на светлой улице, проходя под аркадами. А жена еще забавляет себя тем, что закатывает глупейшую сцену и прикидывается мученицей! Да, да, она и впрямь считает себя мученицей, а его чудовищем. В эту самую минуту она плачет и жалуется Элен, которая на может видеть чужих слез, не заплакав сама.
Мадо у служебного входа не видно: вероятно, занята с клиенткой. И у Ж. П. Г, на мгновение возникает желание зайти еще раз постричься.
Он не делает этого. Знает, что не сделает. Ж. П. Г. думает об этих глупостях просто так, чтобы занять голову, и с математической точностью предвидит, что завершит свои размышления в углу кафе «Мир».
Он не думал, что еще так рано. На часах лишь без пяти два. Люди, сидя на террасе, ждут автобус из Ниора.
Ж. П. Г, входит в кафе, идет прямо на свое место — оно не занято, садится н осматривается. Сперва замечает приближающегося официанта, потом хозяина, который спорит с неизвестным мужчиной, и, наконец как раз напротив, в противоположном углу, Мадо с ее приятелем.
На Мадо черная шляпа, отделанная чем-то красным — не то пером, не то другим украшением. Она не смотрит на Ж. П. Г., а поглядывает на часы, как человек, который должен поспеть куда-то к определенному сроку.
Все очень просто: в два ей предстоит снова сесть за маникюрный столик.
Старик, ее спутник, поглядывает на улицу, где у тротуара стоит его грузовичок с сырами.
— Не знаю… — бормочет Ж. П. Г., когда официант осведомляется, что он будет пить.
Ж. П. Г, сбит с толку. Уйти он не смеет — боится, что Мадо заметит его.. Она отхлебывает кофе из чашечки.
Взгляд ее устремлен в угол, где сидит Ж. П. Г., но взгляд этот равнодушен и невыразителен.
— Рюмочку коньяку?
— Да, пожалуй.
Это другой официант. Тот, что всегда обслуживает Ж. П.Г., занят сегодня на террасе.
Неожиданно знакомый официант входит в зал. Направляется к парочке, наклоняется и тихим голосом что-то говорит.
Почти сразу же после его ухода взгляд Мадо устремляется прямо на Ж. П. Г, и выражает удивление. Но удивление отнюдь не трагическое. Мадо даже не взволнованна. Напротив, у нее такой вид, словно она спрашивает себя: «Что нужно от меня этому господину?»
А Ж. П. Г, пристально, как будто гипнотизируя, смотрит на нее большими карими глазами.
Она не узнает его! Даже не пытается вспомнить!
Медленно открывает сумочку, достает скомканный платочек и сморкается. Потом, наклонившись к приятелю, что-то шепчет ему на ухо и с некоторым нетерпением поглядывает на часы. На них без трех два.
Старик колеблется, встает, снова садится, что-то, в свою очередь, говорит.
По движению губ Ж. П. Г, угадывает ответ Мадо:
— Если не пойдешь ты, я пойду сама.
Не лучше ли ему уйти? Посетители, сидящие в зале, ничего не подозревают; те, что на террасе, поднимаются с мест — прибыл автобус. Хозяин, облокотившись на кассу, звонит по телефону.
Характер у Мадо, наверно, не лучше, чем у г-жи Гийом. Она произносит две фразы так, словно отдает приказ, и седой чудак, взяв фуражку, направляется в угол к Ж. П. Г. Тот всей тяжестью тела вдавливается в банкетку и замирает как парализованный.
— Разрешите? — спрашивает старик и садится на стул напротив Ж. П. Г.
Официант, не скрывая любопытства, торчит неподалеку, а Мадо с притворным безразличием подкрашивает губы, глядясь в зеркальце сумочки.
— Прошу прощения за беспокойство.
Бывший шофер чувствует себя неловко. Мямлит. Для ускорения дела вытаскивает из кармана конверт с двумя тысячами франков. Конверт надорван, но деньги по-прежнему в нем.
— Это вы послали деньги моей жене?
Ж. П. Г, цепенеет. Он даже не представляет себе, что сказать. Выкатив глаза, пристально смотрит на собеседника, пытающегося сохранить достойную, чуть угрожающую позу.
— Мы с женой очень удивились этому. Спросили официанта, и он подтвердил.
Мадо время от времени бросает взгляд поверх зеркальца.
— Я…
Ж. П. Г, не в состоянии говорить. Ладони его лежат на холодном мраморном столике, и он думает, не выскочить ли ему на улицу.
— Вы понимаете, мы хотели бы получить объяснения…
Официант приближается еще на метр — так слышнее.
Справа виден грузовичок с сырами. Прямо напротив Мадо закрывает сумочку и нетерпеливо постукивает по ней кончиками пальцев.
Рука Ж. П. Г, тянется к рюмке с коньяком, он отпивает глоток, и у него еще сильнее перехватывает горло.
7
Злой? Нет, это, пожалуй, слишком сильно. Скорее, себе на уме. У мужчины лицо нормандского крестьянина с маленькими бесцветными глазками, которые исподлобья следят за Ж. П. Г. Правую руку он держит в кармане куртки. Возможно, это случайность, но Ж. П. Г, страшно. Знакомое ощущение Он предугадывает его, как эпилептик, чувствующий приближение припадка, и тогда буквально испытывает страх перед страхом.
Впервые такое случилось с ним, когда трое инспекторов взяли его в номере, где он скрывался от полиции.
Он с напускной самоуверенностью стал заговаривать им зубы, ссылаясь на придуманное заранее алиби, и они без злости, без ненависти, но с удовлетворением, которое проскальзывало под презрительной миной, избили его.
