Жорж Сименон - Тень на шторе
— Раз! Два! Тра-ля-ля-ля… Стоп! Тра-ля-ля-ля! Три такта! Три же, черт вас подери!
Нина была второй слева. Она узнала Мегрэ, стоявшего у колонны. Мужчина тоже его заметил, но не обратил никакого внимания.
Репетиция продолжалась минут пятнадцать. Здесь было холоднее, чем на улице, и у Мегрэ закоченели ноги. Наконец маленький человечек вытер пот со лба и вместо прощания еще раз обругал свою труппу.
— Вы ко мне? — издали крикнул он Мегрэ.
— Нет! Я к…
Нина подошла к нему смущенная, словно спрашивая себя, может ли она подать комиссару руку.
— Мне нужно сообщить вам важную новость.
— Только не здесь. Мы не имеем права принимать в театре. Лишь по вечерам можно, потому что это приносит сбор…
Они сели за столик небольшого бара поблизости от театра.
— Найдено завещание Куше. Он оставляет все свое состояние трем женщинам.
Она смотрела на него с удивлением, не подозревая всей правды.
— Своей первой жене, хотя она и снова вышла замуж. Потом — второй жене. Затем — вам.
Она не сводила глаз с Мегрэ, который заметил, как зрачки их расширились, потом затуманились.
И тут, спрятав лицо в ладони, она расплакалась.
Глава 8
Сиделка
— У него болело сердце. Он знал об этом. — Нина отхлебнула рубинового цвета аперитива. — Поэтому он и берег себя. Он говорил, что достаточно поработал, что и для него пришло время наслаждаться жизнью.
— Он говорил когда-нибудь о смерти?
— Часто! Но не просто о смерти. Он думал о своем больном сердце.
Это был один из тех небольших баров, куда заходят лишь завсегдатаи. Хозяин украдкой поглядывал на Мегрэ, считая его, наверное, преуспевающим буржуа.
— Он был грустным?
— Трудно сказать. Ведь он не был таким, как все. Например, сидим мы в театре или еще где-нибудь. Он веселится. Потом без всякой причины, громко рассмеявшись, говорит: «Да, Нинетта, жизнь — сволочная штука!»
— Он занимался своим сыном?
— Нет.
— Рассказывал о нем?
— Почти никогда. Только тогда, когда тот приходил к нему за деньгами.
— И что же он говорил о сыне?
— «Какой жалкий кретин!» — вздыхал он.
Мегрэ все это уже почувствовал; по каким-то причинам Куше совсем не любил своего сына. Казалось даже, что он испытывал к молодому человеку отвращение. До такой степени, что не пытался устроить его жизнь.
Куше никогда не читал сыну моралей. И он давал ему деньги, чтобы отделаться от него или просто из жалости.
— Гарсон! Сколько с меня?
— Четыре франка шестьдесят сантимов.
Нина вышла с ним из бара, и они несколько минут стояли на улице Фонтэн.
— Где вы теперь живете?
— На улице Лепин, первый отель слева. Я еще даже не знаю, как он называется. В нем довольно чисто.
— Когда станете богатой, вы сможете…
— Вы же знаете, — улыбнулась она, — что богатой я никогда не буду. Не для того я родилась…
Самое странное, что точно так же думал и Мегрэ.
Глядя на Нину, не скажешь, что она когда-нибудь станет богатой.
— Я провожу вас до площади Пигаль и там сяду на свой трамвай…
Они — он высокий, грузный и она, выглядевшая почти девочкой рядом со своим спутником, — не спеша шли к площади.
— Если бы вы знали, как мне тяжело одной! К счастью, есть театр, репетиции, ожидание, что будет готово новое ревю…
Она должна была делать два шага, чтобы успевать за Мегрэ, и потому почти бежала. Вдруг на углу улицы Пигаль она остановилась, а комиссар, нахмурив брови, процедил сквозь зубы:
— Идиот!
Однако разглядеть ничего было нельзя. Перед отелем «Пигаль» собралось несколько десятков человек. Полицейский, стоявший в дверях, пытался уговорить толпу разойтись. И стояла какая-то особая тишина, которая воцаряется на улице лишь тогда, когда происходит катастрофа.
— Что-то случилось? — заикаясь, спросила Нина. — В моем отеле…
— Ничего! Возвращайтесь к себе! — резко приказал Мегрэ. И она, оробев, ушла, а комиссар стал пробираться сквозь толпу к отелю. Он шел как таран. Женщины осыпали его оскорблениями. Полицейский сержант узнал комиссара и впустил в коридор.
Полицейский комиссар квартала уже находился здесь и беседовал с портье, который вскричал, показывая пальцем на Мегрэ:
— Вот он! Я узнал его.
Полицейские обменялись рукопожатиями. Из маленького салона, выходившего в холл, слышались рыданья, стоны, какой-то неразборчивый шепот.
— Как он это сделал? — спросил Мегрэ.
— Девушка, что живет с ним, заявляет, будто он, очень спокойный, стоял у окна. Она одевалась. Он, посвистывая, смотрел на нее. Он перестал свистеть и сказал ей, что у нее хорошенькие ножки, но слишком худые икры. Потом опять принялся насвистывать. И вдруг свист прекратился. Ее встревожило какое-то ощущение пустоты. Его в комнате не было!
— Ясно. Он никого не ранил, падая на тротуар?
— Нет. Смерть наступила мгновенно. Перелом позвоночника в двух местах.
Он открыл дверь салона, увидел лежащее на полу тело, прикрытое снятым с кровати одеялом.
Селина, безжизненно сидящая в кресле, безостановочно всхлипывала, а полная женщина, хозяйка отеля или служанка, утешала ее.
Мегрэ не поднял одеяла и даже не подошел к Селине.
Постепенно толпа на улице Пигаль рассеялась.
Мегрэ неторопливо поднимался по лестнице в доме на площади Вогезов, и по мере того, как он приближался к третьему этажу, его настроение портилось.
Дверь в комнату старой Матильды была приоткрыта.
Старуха, без сомнения, его подстерегала. Но он, пожав плечами, потянул шнурок, висевший перед дверью Мартенов.
Во рту он держал трубку. Он хотел было спрятать ее в карман, но, снова пожав плечами, передумал.
Из-за двери слышался звон пузырьков, смутный шепот. Голоса двух мужчин приближались к двери, и наконец она открылась.
«Хорошо, доктор… Да, доктор… Спасибо, доктор».
Совершенно подавленного Мартена, до сих пор не успевшего умыться, Мегрэ, как и утром, нашел в том же жалком виде.
— А, это вы… — сказал он.
Врач пошел к лестнице, а Мартен впустил комиссара, робко взглянув в сторону спальни…
— Ей стало хуже?
— Неизвестно. Доктор не сказал ничего определенного. Вечером он снова зайдет.
Он взял с радиоприемника рецепт, уставился на него пустыми глазами.
— Мне даже некого с ней оставить, чтобы сходить в аптеку!
— Что все-таки с ней случилось?
— То же, что и ночью, только приступ был гораздо сильнее. Она начала дрожать, бормотать что-то невнятное. Я послал за доктором.
— Она бредит?
— Я же сказал вам: нельзя понять, о чем она говорит.
Нужен лед и резиновый пакет, чтобы сделать ей холодный компресс.
— Если хотите, я могу побыть здесь, пока вы сходите в аптеку.