Найо Марш - Снести ему голову
— Не стоит благодарности, Бегг, — буркнула дама. — Надеюсь, торговля идет хорошо? Передавайте привет вашему отцу.
Собрав все свое самообладание, механик бросил тактичный взгляд на Дульси, и та вмешалась в разговор:
— Старший мистер Бегг умер, тетя Акки. Магазином занимается кто-то другой.
Леди Алиса только и вымолвила:
— Да? Как же это я запамятовала… — после чего коротко кивнула Саймону и заковыляла прочь.
Их с Дульси ждал ленч. В окно они видели, как окруженный сердито гогочущими гусями грузовик Саймона отъезжает со двора.
Снег наконец был расчищен. Посередине, в ожидании танца Пятерых Сыновей, возвышался Мардианский дольмен.[10] Заросли шиповника и чертополоха так и не скосили. Эрни не выполнил обещание и не явился к трем часам с косой. Уже начинало смеркаться. В полпятого Дульси, разгоряченная последними приготовлениями, выглянула в окно и воскликнула:
— Тетя Акки! Тетя Акки! Они что-то забыли там, на камне!
Но леди Алиса как раз задремала и только пробормотала в ответ нечто невразумительное.
Тогда Дульси, поразмыслив, накинула старое пальто и выбежала во двор. В небольшой нише памятника, которая в бытность служила, по-видимому, местом для жертвоприношений, она обнаружила обезглавленного гуся.
2К восьми часам во дворе особняка собралась почти вся деревня. Обычно леди Алиса приглашала на среду Скрещенных Мечей своих соседей из близлежащих графств, но в этом году из-за снежных заносов на дорогах они предпочли остаться дома. Они даже не могли позвонить ей по телефону и извиниться — линия была неисправна. Между собой они согласились, что, конечно же, леди Алиса «все поймет». Старуха не только поняла — она была даже этому рада.
Без всякого преувеличения к вечеру во дворе собралась вся деревня — не меньше полусотни человек. По сложившейся традиции доктор Оттерли, так же как и Ральф со своим отцом, обедали в замке. Почтенный преподобный отец Самюэль Стейне приходился госпоже Алисе неродным внучатым племянником. Двадцать восемь лет назад он имел смелость влюбиться в старшую сестру Дульси Мардиан, поселился в замке и в конце концов женился на ней. Это был очень деликатный и немногословный человек, который ни на букву не отступал от проповедей — леди Алиса глубоко презирала его за то, что он не ездил на охоту.
После обеда, в котором скудная закуска компенсировалась отменными винами, Ральф извинился и вышел. Ему надо было подготовиться к выступлению. Остальные расселись в гостиной, пили кофе и потягивали ароматный бренди. Без четверти девять явилась престарелая горничная и сообщила, что танцоры почти готовы.
— Думаю, мы прекрасно все увидим через окно, — сказал доктор Оттерли хозяйке дома. — Сегодня чертовски холодно. А отсюда и так все видно. Позвольте?
Он отодвинул портьеру.
Это было равносильно тому, если бы они сидели в театре, и он открыл занавес перед какой-нибудь блестящей пьесой. Восемь факелов и костер ярко полыхали в темноте, отбрасывая на снег золотистые отблески. Слева и справа стояли зрители, и от их фигур по зубчатым стенам плясали тени. Посреди двора возвышался Мардианский дольмен, который так искрился инеем, будто его покрасили какой-то волшебной краской.
— Этот юнец, — проклацала челюстью леди Алиса, — так и не скосил чертополох.
— И я догадываюсь почему, — покивал доктор Оттерли. — Взгляните — как вам? По-моему, прекрасный вид из окна. Может, лучше остаться в доме?
— Спасибо. Я уж как-нибудь выйду.
— Но это неразумно.
— Ваше дело — на скрипке играть.
— Слушаюсь. Ох уж мне эта молодежь — до чего ж вы все упрямцы!
Старуха хихикнула. Дульси укутывалась поверх пальто в бесчисленные шали.
— Старик Вильям все еще плох, — продолжал доктор Оттерли. — Я уверен, что с его сердцем ему никак нельзя выходить на улицу, а уж тем более исполнять Шута. Я даже стал нарочно отказываться играть — все ради этого старого пня. Я-то думал, это его остановит, но он, кажется, готов отплясывать даже со скрипкой в руках. Пожалуй, я все-таки сыграю сам. Вот, возьмите программки. Мне они, видит бог, не нужны.
Вошла горничная с подносом, на котором лежало свернутое письмо.
— Это для доктора Оттерли, мадам, — поклонилась она.
— Черт возьми, кого еще там угораздило заболеть? — проворчал доктор и развернул листок.
Это оказался один из старых счетов, которые Лицедей обычно присылал своим клиентам. Крупными неровными буквами на нем было выведено:
Не смагу придется дать Эрни. В. А.— Ну вот! — воскликнул доктор Оттерли. — Вот он и сдох.
— Лицедей! — вскричал преподобный отец.
— Да-с, Лицедей. Надо срочно что-то предпринять. Простите, леди Алиса. Сейчас мы все уладим. Не волнуйтесь. Чудесный был обед. До свидания.
— О боже! — воздел глаза преподобный отец. — Что же они будут делать?
— Сын Энди Андерсена заменит одного из Сыновей, — сказала Дульси. — Так у них, кажется, было предусмотрено.
— А этот идиот Эрни, — проскрежетала леди Алиса, — похоже, действительно будет за Шута. Тоска!
— Ах, бедный Эрни! Какое горе для них всех! — прощебетал преподобный отец.
— Я тебе говорила, Сэм, — он убил одного из гусей?
— Я не знал, что это сделал он, тетя Акки.
— А кто же еще? У кого бы другого хватило на это ума? Ладно, потом с ними разберусь. Надо идти, — постановила старая дама. — Одевай меня.
Дульси принялась напяливать на старуху столь же древнее пальто и укутывать ее шерстяными шарфами и шалями. Затем она натянула ей на ноги отороченные мехом ботинки, на руки — рукавицы, а на голову — старенькую шерстяную шапку с помпоном. После этого Дульси и преподобный отец закончили одеваться сами, и троица вывалилась на крыльцо.
На крыльце рядком стояли стулья, и против каждого из них горела растопленная жаровня. Когда зрители расселись, горничная укрыла им ноги пледами, а сама удалилась в дом, чтобы посмотреть представление из окна. Умный человек не станет лишний раз торчать на морозе.
От их дыхания кверху поднимались ровные столбики пара. Толпа деревенских была едва различима за морозной дымкой. Ветер доносил дым от большого костра, и его приятный запах смешивался с горячим духом разогретой смолы.
Мардианский дольмен темнел на фоне белого снега. Окруженная факелами, сцена для танца выглядела как настоящие театральные подмостки.
Леди Алиса, с трудом приподняв закутанную руку, выкрикнула:
— Всем добрый вечер!
В ответ по двору покатилось нестройное:
