Уилки Коллинз - Закон и женщина
Я попробовала сказать что-то в защиту своих побуждений. Майор сложил руки и взглянул на меня с таким простодушно-умоляющим видом, что я была удивлена.
— Для чего настаивать? Я не способен к сопротивлению. Я бессилен, как агнец, — для чего приносить меня в жертву? Я признаю вашу власть, я рассчитываю только на ваше снисхождение. Женщины были причиной всех моих несчастий в юности и в зрелом возрасте. Я не стал лучше под старость. Стоя одной ногой в могиле, я люблю женщин по-прежнему и по-прежнему готов пожертвовать для них всем. Поразительно, не правда ли? Однако справедливо. Взгляните на этот знак. — Он приподнял локон своего прекрасного парика и показал мне глубокий рубец на голове. — Это след огнестрельной раны, признанной в то время смертельною, раны, полученной не на службе отечеству, о нет! — но на дуэли за жестоко оскорбленную женщину, от руки ее негодяя мужа. Но эта женщина стоила моей преданности. Он поцеловал свои пальцы в память об усопшем или отсутствующем друге и указал на акварельный ландшафт, висевший на противоположной стене. — Это прекрасное поместье принадлежало некогда мне. Оно продано много лет тому назад. А к кому перешли деньги? К женщинам — да благословит их Бог! — к женщинам. Я не жалею об этом. Если бы у меня было другое поместье, оно, без сомнения, ушло бы на то же. Ваш очаровательный пол присвоил себе и мою жизнь, и мое время, и мои деньги. И я рад. Одно, что я сохранил за собой, это моя честь. А теперь и она в опасности. Да. Если вы начнете задавать Мне свои умные вопросы этим милым голосом, с этим милым взглядом, я знаю, что случится. Вы лишите меня моего последнего и лучшего достояния. Заслужил ли я это, мой бесценный друг? От вас в особенности?
Он остановился и взглянул на меня с прежней безыскусственной мольбой в глазах и обратился опять к моей снисходительности.
— Требуйте от меня все, что вам угодно, — сказал он, — но не требуйте, чтобы я изменил моему другу. Избавьте меня только от этого, и я сделаю для вас все что угодно. Я говорю совершенно искренне, — продолжал он, наклоняясь ближе ко мне и глядя серьезнее, чем когда-либо. — По моему мнению, с вами поступили очень нехорошо. Чудовищно ожидать, что женщина в вашем положении согласится остаться в неведении на всю жизнь. Это невозможно. Если бы я увидел в эту минуту, что вы готовы открыть сами то, что Юстас скрывает от вас, я вспомнил бы, что мое обязательство, как и всякое другое, имеет пределы. Я считаю себя обязанным не открывать вам истины, но я не пошевелил бы пальцем, чтобы помешать вам открыть ее самой.
Он сделал сильное ударение на последних словах. Я невольно вскочила со стула. Побуждение встать на ноги было неудержимо. Майор Фитц-Дэвид дал мне новую мысль.
— Теперь мы понимаем друг друга, майор, — сказала я. — Я принимаю ваши условия. Я не буду просить у вас ничего, кроме того, что вы предложили мне сами.
— Что я предложил? — спросил он несколько испуганным тоном.
— Ничего такого, в чем вам следовало бы раскаиваться. Ничего такого, что трудно было бы исполнить. Могу я задать вам смелый вопрос? Что, если бы этот дом был мой, а не ваш?
— Считайте его своим, — воскликнул любезный старик. — Считайте его своим с чердака до кухни!
— Очень вам благодарна, майор. Я буду считать его своим на некоторое время. Вы знаете — кто этого не знает? — что любопытство есть одна из отличительных слабостей женского пола. Что, если бы любопытство побудило меня осмотреть все, что есть в моем новом доме?
— Так что же?
— Что, если бы я начала ходить из комнаты в комнату и осматривать все, что нашла бы в них? Как вы полагаете, могла ли бы я…
Проницательный майор угадал мой вопрос и в свою очередь вскочил со стула, пораженный новой идеей.
— Могла ли бы я открыть сама по себе в этом доме тайну моего мужа? Одно слово в ответ, майор Фитц-Дэвид, одно только слово. Да или нет?
— Не волнуйтесь так.
— Да или нет? — повторила я с большим жаром, чем прежде.
— Да, — ответил он после минутного колебания.
Это было ответом. Но я тотчас же поняла, что такой ответ был слишком неясен. Я решилась попробовать, не удастся ли выпытать какие-нибудь подробности.
— Означает ли ваше «да», что в этом доме есть какое-нибудь указание на истину? — спросила я. — Нечто такое, что я могу увидеть, что я могу осязать?
Он подумал. Я видела, что мне удалось каким-то неведомым для меня образом заинтересовать его, и я терпеливо ждала его ответа.
— То, о чем вы говорите, указание, как вы это называете, вы могли бы увидеть и могли бы осязать, если бы только нашли.
— Оно в этом доме?
Майор приблизился ко мне и прошептал:
— В этой комнате.
Голова моя закружилась, сердце застучало. Я попробовала сказать что-то. Тщетно. Усилие едва не задушило меня. В тишине, царствовавшей в доме, ясно слышалось пение, продолжавшееся наверху. Будущая примадонна кончила свое упражнение в гаммах и пробовала голос в отрывках из итальянских опер. В эту минуту она пела прелестную арию из «Сомнамбулы». Я до сих пор не могу слышать эту арию без того, чтобы не перенестись мгновенно в кабинет майора Фитц-Дэвида.
Майор, тоже сильно взволнованный, прервал молчание первый.
— Сядьте, — сказал он, — сядьте в кресло. Вы ужасно взволнованы, вам необходимо отдохнуть.
Он был прав. Я не могла стоять, я упала на стул.
Майор позвонил и, отойдя к двери, сказал несколько слов вошедшему слуге.
— Я провела у вас уже немало времени, — сказала я слабым голосом. — Не мешаю ли я вам?
— Мешаете? — возразил он со своей неотразимой улыбкой. — Вы забыли, что вы в своем собственном доме.
Слуга возвратился с маленькой бутылочкой шампанского и с полной тарелкой изящного сахарного печенья.
— Я заказывал закупорить шампанское в эти бутылочки нарочно для дам, — сказал майор. — Бисквиты я получаю прямо из Парижа. Если хотите сделать мне одолжение, закусите у меня. Затем… — он остановился и посмотрел на меня внимательно. — Затем, — повторил он, — я уйду наверх к моей юной примадонне и оставлю вас здесь одну.
Я горячо пожала его руку.
— Дело идет о счастье всей моей будущей жизни, — сказала я. — Будете ли вы так великодушны, чтобы разрешить мне осмотреть все, что есть в этой комнате, когда я останусь одна?
Он указал мне на шампанское и бисквиты.
— Вам предстоит дело нешуточное, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы владели собой вполне. Подкрепитесь, и затем я поговорю с вами.
Я послушалась, выпила шампанского и тотчас же почувствовала оживление.
— Вы непременно желаете быть одна, пока будете обыскивать комнату? — спросил он.
