Агата Кристи - Карман полный ржи
— Пока все не утихнет, понимаешь? Мы должны быть осторожны.
— О-о. Хорошо. — В голосе слышалась обида.
— И еще, Адель. Мои письма. Ты ведь их сожгла?
После секундного колебания Адель Фортескью сказала:
— Конечно. Я же тебе сказала, что сожгу их.
— Тогда все в порядке. Ладно, я вешаю трубку. Не звони мне и не пиши. Придет время, я дам о себе знать.
Он нажал на рычаг. Задумчиво потер щеку. Это секундное колебание ему не понравилось. Сожгла она его письма или нет? Женщины, все они одинаковые. Обещают письма сжечь, а сами оставляют их на память.
Н-да… Получать письма — это они любят. Он старался соблюдать осторожность, но бывает, как ни старайся… Несколько писем Адель Фортескью он все-таки написал. Что в них? Обычная дребедень, мрачно подумал он. Но нет ли там слов или фраз, которые в полиции, если захотят, истолкуют так, как им это выгодно? Ему вспомнилось дело Эдит Томпсон. Вроде бы в его письмах ничего компрометирующего нет, но на сто процентов он не уверен… Тревога не унималась, только росла. Допустим, Адель не сожгла его письма до сих пор, теперь-то у нее хватит ума их сжечь? Или они уже в руках полиции? Интересно, где она их держит? Наверное, в своей гостиной, наверху. В этом аляповатом шкафчике. Мишура под Людовика XIVI. Что-то она ему говорила насчет тайного ящичка. Тайный ящичек! Полиция, слава Богу, и не такие тайны раскрывает. Впрочем, сейчас полицейских в доме нет. Так сказала Адель. Были с утра, но теперь все уехали.
Пока они, скорее всего, искали возможные источники, как яд мог попасть в пищу. И едва ли обыскали комнату за комнатой. Для этого им нужен ордер или хотя бы разрешение хозяев. И если не терять времени…
Перед его глазами ясно возникла «Тисовая хижина». Скоро сумерки. Подадут чай, либо в библиотеке, либо в зале. Все соберутся внизу, слуги будут попивать чаек в комнате для прислуги. Наверху не будет никого. Он проберется через сад вдоль тисовой изгороди — отличное укрытие. Потом откроет боковую дверку со стороны террасы. Ее запирают только на ночь. Улучит минуту — и проскользнет незамеченным наверх.
Вивиан Дюбуа задумался — а что делать дальше? Припиши полиция смерть Фортескью сердечному приступу или чему-то в этом роде, что вполне естественно, тогда он был бы спокоен. А так.., береженого Бог бережет.
Мэри Доув медленно спускалась по широкой лестнице. На минуту остановилась у окна между этажами, через которое день назад увидела, как приехал инспектор Нил. За живой изгородью из тиса мелькнула фигура мужчины. Наверное, это Ланселот Фортескью, блудный сын. Отпустил машину у ворот и пошел садом — вспомнить старые добрые времена перед встречей с семьей, настроенной, скорее всего, враждебно. «Что ж, — подумала Мэри Доув, — этому Лансу можно посочувствовать». С полуулыбкой на губах она спустилась в холл. Там ей встретилась Глэдис, горничная, которая даже подскочила от неожиданности.
— Я слышала, кто-то звонил по телефону. Кто это был? — осведомилась Мэри.
— Ошиблись номером. Им нужна была прачечная. — Глэдис почему-то запыхалась, будто после бега. — А до этого звонил мистер Дюбуа. Хотел поговорить с хозяйкой.
— Понятно. — Мэри пересекла холл. Повернув голову, бросила:
— По-моему, пора пить чай? Вы еще его не подавали?
— А что, мисс, уже половина пятого?
— Без двадцати. Подайте чай, будьте так любезны. — Мэри Доув прошла в библиотеку. Там на диване, глядя отсутствующим взглядом на огонь в камине, сидела Адель Фортескью и перебирала пальцами маленький кружевной платок. Капризным тоном она спросила:
— Где чай?
— Сейчас принесут, — ответила Мэри Доув. Из камина на решетку выкатилось бревнышко, Мэри Доув наклонилась и водрузила его на место щипцами, подложила еще немного дров и добавила угля.
При появлении Глэдис на кухне раскрасневшаяся миссис Крамп, месившая тесто в большой кастрюле, окрысилась на нее:
— Колокольчик в библиотеке звонит и звонит. Где это ты, милая, болтаешься! Чай пора нести.
— Несу, несу, миссис Крамп.
— Уж Крампу от меня сегодня достанется, — пробурчала миссис Крамп. — Получит он у меня взбучку.
Глэдис прошла в буфетную. Бутербродов она не сделала. Не сделала и ладно, вот так-то. И без этого господа с голоду не помрут. Два пирога, печенье, ячменные лепешки, мед. Свежее немагазинное масло. Обойдутся и без бутербродов. Некогда ей было кромсать бекон да помидоры, и все тут. А миссис Крамп, того и гляди, лопнет от злости, не иначе потому, что мистер Крамп куда-то уехал. А чего не проветриться, раз у человека выходной? Правильно сделал, что уехал.
— Чайник кипит, вот-вот крышка свалится, — крикнула из кухни миссис Крамп. — Будешь ты этот чертов чай готовить или нет?
— Бегу.
Кинув на глаз горстку чая в большой заварной чайник, она вылила в него кипяток. Поставила оба чайника на внушительный серебряный поднос и понесла его через весь дом в библиотеку, где и водрузила на столик около дивана. И сразу же поспешила за другим подносом, на котором стояло сладкое. В холле она едва не выронила поднос из рук — это неожиданно заурчали старинные часы, готовясь отбить четверть часа.
Тем временем Адель Фортескью еще более капризным тоном спросила у Мэри Доув:
— Куда все подевались?
— Сама не понимаю, миссис Фортескью. Мисс Фортескью недавно вернулась. А миссис Персиваль, кажется, пишет письма в своей комнате.
— Письма, письма, — продолжала Адель сварливо. — Она только и знает, что писать письма. Вот уж точно представительница своего класса! Для нее праздник, когда кто-нибудь умирает или у человека какое-то горе. Какая мерзость. Противно.
— Я скажу ей, что чай готов, — тактично пробормотала Мэри.
Она направилась к выходу, но в дверях ей пришлось отступить — в комнату вошла Элейн Фортескью. — Как холодно. — Элейн поежилась и, бухнувшись в кресло у камина, стала потирать руки перед языками пламени.
Минутку Мэри постояла в холле. На одном из сервантов она увидела большой поднос с пирогами. В холле заметно потемнело, и Мэри зажгла свет. Ей показалось, что из верхнего коридора доносятся шаги Дженнифер Фортескью. На лестнице, однако, никто не появился, и Мэри поднялась наверх сама.
Персиваль Фортескью с женой занимали изолированные комнаты в одном крыле дома. Мэри постучала в дверь их гостиной. Миссис Персиваль считала, что в дверь нужно обязательно стучаться, прежде чем входить, за что Крамп презирал ее еще больше.
Из комнаты раздалось деловитое:
— Войдите.
Мэри открыла дверь и негромко объявила:
— Сейчас подадут чай, миссис Персиваль.
К своему удивлению, Дженнифер Фортескью она застала в верхней одежде. Та как раз разоблачалась — снимала длинное пальто из верблюжьей шерсти.
