Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)
— Важнее всего другое — то, как она держалась. Я совершенно уверена, что это не ее работа. Да, я понимаю, за ней числится множество проказ такого рода… Нет, подожди, пока я дойду до конца… Перестань приставать к свидетелю.
— А почему бы и нет? — Родерик наклонился к ней, и минуты две в комнате была полная тишина.
— Итак, продолжаю, — сказала Агата, и на этот раз он дал ей договорить до конца.
История была необычная. Интересно, понимает ли она сама, насколько необычно все, что она рассказала?
— Не знаю, удалось ли мне передать общую атмосферу абсурда в этом полусумасшедшем доме, — сказала она. — И потом, все эти очень странные мелкие детали и совпадения… Например, книжка о бальзамировании и пропавшая банка с крысиной отравой.
— А почему ты видишь тут какую-то связь?
— Не знаю. Вероятно, потому, что там и там фигурирует мышьяк.
— Мой ангел, уж не решила ли ты преподнести мне в подарок дело об умышленном отравлении? И это когда я только что вернулся в твои объятия!
— Что ж, — после паузы сказала она, — ты, конечно, можешь и не до такого додуматься, — и, повернувшись, посмотрела на Родерика через плечо. — Между прочим, его действительно бальзамировали. Компания «Мортимеры и Лоум». Я случайно видела этих джентльменов в Анкретоне, они приехали с черными чемоданчиками. Единственное, что меня смущает, — я не представляю, чтобы кто-то из Анкредов был способен планомерно, день за днем подсыпать человеку яд. А в остальном все вписывается.
— Я бы сказал, даже чересчур гладко. — Поколебавшись, он все же спросил: — Ну а другие странные мелкие детали?
— Мне бы хотелось знать, о чем хихикали Седрик и мисс Оринкорт в Большом будуаре, а также: смеялась ли мисс Оринкорт в двуколке или все-таки кашляла. И что она купила в аптеке. Еще я бы хотела побольше узнать про Миллеман. По ней никогда не определишь, о чем она думает; ясно только, что со своим гнусным сыночком она носится как с писаной торбой. Ведь она же понимала, что ее Седрику будет на руку, если сэра Генри восстановить против бедняги Панталоши. Кстати, насчет летающей коровы у Панталоши железное алиби. В виде очень опасного лекарства. От стригущего лишая.
— Эта бандитка принимает таллий?
— Ты знаешь, что это такое?
— Слышал.
— Так вот, таллий и есть ее алиби, — сказала Агата. — Давай я лучше объясню подробнее.
— Да, — кивнул Родерик, когда она закончила, — в случае с коровой она вне подозрений.
— Она не причастна ни к одной из этих шуточек, — твердо заявила Агата. — И я сейчас жалею, что мы с Полем и Фенеллой не провели тот эксперимент.
— Что еще за эксперимент?
— Нам для него требовалась твоя помощь. — Краем глаза Агата поглядела на мужа.
— Ах, моя помощь?!
— Да. Мы спрятали кисть, которой пользовался автор коровы, и собирались снять у всех отпечатки пальцев, чтобы ты потом сравнил. Ты бы не согласился?
— Любовь моя, чтобы тебя порадовать, я сравнил бы их даже с отпечатком ноги Чингисхана.
— Но мы ничего не успели. Как вы с мистером Фоксом любите выражаться, вмешалась смерть. Смерть сэра Генри. Между прочим, тот, кто намазал мне перила, тоже оставил пару отпечатков. На стене. Вот пройдет какое-то время после похорон, и я могла бы напроситься в Анкретон, а ты бы заехал за мной и попутно привез бы туда этот ваш распылитель с порошком и черные чернила. Нет, но правда ведь очень странная история?
— Да, — согласился он, потирая нос. — Довольно странная. На пароходе по местному радио сообщали о смерти Анкреда, но я и не подозревал, что ты была в центре событий.
— Мне старик нравился, — помолчав, сказала Агата. — Конечно, он был жуткий позер и вел себя так, что я иногда не знала, куда деваться, но мне он все равно нравился. Да и писать его было одно удовольствие.
— Портрет получился?
— По-моему, да.
— Хотелось бы посмотреть.
— Возможно, когда-нибудь увидишь. Он завещал его государству. А как в таких случаях поступает государство? Думаю, портрет сдадут в музей и повесят куда-нибудь в угол, где потемнее. Одна газета — подозреваю, что это еженедельник Найджела Батгейта, — решила его сфотографировать. Может быть, пришлют потом пару снимков.
Но Родерику не пришлось ждать долго. Фотография портрета в сопровождении короткой заметки о похоронах появилась в газете Найджела в тот же вечер. В заметке сообщалось, что сэр Генри с немалой по тем временам пышностью был похоронен в семейном склепе Анкредов в Анкретоне.
— Он-то надеялся, что отечество распорядится иначе, — сказала Агата.
— Думал, похоронят в Вестминстерском аббатстве?
— Подозреваю, что так. Бедный сэр Генри! Жалко, не сбылась его мечта. Ну что ж, — она отложила газету, — лично для меня история с Анкредами на этом кончается.
— Кто знает, — неопределенно отозвался Родерик. Внезапно ему надоели разговоры об Анкредах, как и все прочее, что до сих пор мешало перевести его встречу с женой в следующую, не такую робкую фазу, и он протянул к Агате руки.
Воссоединение семьи Алленов важно для нашего сюжета лишь в той степени, в какой это событие повлияло на отношение Родерика к рассказу Агаты об Анкредах. Услышь Родерик эту историю в другое время, он пусть с неохотой, но все же, вероятно, задумался бы над некоторыми ее загадками. А в тех обстоятельствах она была для него не более чем, так сказать, музыкальной паузой между увертюрой и главной частью, поэтому он тут же выбросил ее из головы.
Три дня они провели неразлучно, если не считать поездки Родерика в Управление, где у него состоялась длительная беседа с шефом контрразведки. Было решено, что по крайней мере на время он вернется на свою прежнюю должность в Скотленд-Ярд. Во вторник утром, когда Агата пошла на работу, он проводил ее до половины пути, посмотрел, как она завернула за угол, и, немного волнуясь, направился в знакомое здание, где его ждала встреча со старыми коллегами.
Что ни говори, а было приятно снова пройти через пустой, пахнущий линолеумом и углем служебный вестибюль, а потом заглянуть в скромный кабинет, где на стене висели скрещенные мечи, памятные фотографии и подкова и где начальник уголовно-следственного отдела с явным удовольствием пожал ему руку. Было странно и приятно снова сесть за свой прежний стол в комнате с табличкой «старший инспектор» и ужаснуться числу поджидающих его нераскрытых дел.
Родерик рассчитывал, что посплетничает с Фоксом и тот введет его в курс дела, но Фокса вызвали куда-то за город, и вернуться он должен был только к вечеру. А пока что Родерик занялся одним из своих старых знакомых, неким Донованом, по кличке Косой, который, пережив два военных трибунала и шесть месяцев заключения в тюрьме Бродмур, а также успешно увернувшись от падавшей ему на голову бомбы, оставил безошибочные следы своего таланта на дверном замке антикварного магазина в Челси. Приведя в движение рычаги сложного полицейского аппарата, призванного выследить Косого и доставить по месту назначения, Родерик вернулся к своей картотеке.
