Агата Кристи - День поминовения
– Скажем, не на ближайшей неделе, а на следующей. Например, в среду. Или в четверг. Четверг – второе ноября. В общем, в любой день по вашему выбору.
Приглашение, сделанное таким образом, – вопреки всяким нормам, принятым между воспитанными людьми, – ставило гостя в безвыходное положение. Стивен заметил, что Айрис Марль покраснела – очевидно, почувствовала неловкость ситуации. Но Сандра, как всегда, реагировала безукоризненно.
Покорившись неизбежному, она с улыбкой сказала:
– Ну что ж, в четверг так в четверг. Второго ноября. Это нас вполне устраивает…
Неожиданно Стивен прервал свои размышления и произнес вслух:
– Нам совсем необязательно туда идти.
Сандра слегка повернула голову, как бы раздумывая над его словами:
– Ты думаешь, необязательно?
– Всегда можно чем-нибудь отговориться.
– Но он все равно не отстанет. Вынудит нас прийти в другой раз или переменит день. Он очень заинтересован в том, чтобы мы пришли.
– Не могу понять почему. Ведь это день рождения Айрис. Совсем не уверен, что она сама так уж жаждет нашего присутствия.
– Нет, конечно.
Чуть помедлив, она спросила:
– А ты знаешь, где будет вечер?
– Нет.
– В «Люксембурге».
Кровь отхлынула у него от лица, язык прилип к гортани. Подняв глаза, он увидел, что Сандра внимательно смотрит на него.
– Это чудовищно! – воскликнул он, пытаясь скрыть волнение. – В «Люксембурге», где… где все напоминает… Он сошел с ума!
– Я уже думала об этом.
– Тем более мы должны отказаться. Это все ужасно. Ты помнишь шум, фотографии в газетах?
– Я помню, как это было тяжело…
– Неужели он не понимает, что это нам неприятно?
– У него есть на это своя причина. Он мне ее объяснил.
– Какая же? – Он был благодарен ей за то, что она не смотрела на него, пока говорила.
– После завтрака он отвел меня в сторону и сказал, что хочет объяснить, почему приглашает нас именно в «Люксембург». Дело якобы в том, что Айрис так и не оправилась после смерти сестры.
Она остановилась. Чтобы как-то заполнить молчание, Стивен сказал:
– Это похоже на правду. Она неважно выглядит. Я сразу обратил внимание, какой у нее болезненный вид.
– Да, я тоже заметила, хотя она как будто ни на что не жалуется и в последнее время даже повеселела. Но я тебе передаю то, что сказал Джордж. Он говорит, что Айрис с тех пор боится и близко подойти к «Люксембургу».
– Что ж тут удивительного!
– А вот Джордж считает, что это ненормально, и даже консультировался по этому поводу с каким-то новомодным специалистом по нервным расстройствам. Тот сказал, что, по его мнению, беде нужно смотреть прямо в глаза, а не бежать от нее. Это лучший способ подавить неприятные эмоции после нервного потрясения. Принцип, очевидно, тот же, что в авиации, когда летчика после катастрофы сразу же снова отправляют в полет.
– Иначе говоря, клин клином вышибают. Может быть, специалист рекомендует устроить еще одно самоубийство?
Сандра спокойно возразила:
– Он рекомендует перебороть ассоциации, которые вызывает этот ресторан. Ведь, в конце концов, это всего лишь ресторан. Он предложил Джорджу устроить там обычную веселую вечеринку, по возможности с тем же составом гостей.
– Радость гостей не поддается описанию.
– Тебе это так неприятно, Стивен?
Сердце сжалось от мгновенного испуга. Он торопливо сказал:
– Нет-нет, мне все равно. Только мне эта затея кажется очень уж мрачной. Лично меня она, собственно, мало трогает. Я думал о тебе, но если ты не против, то что же…
Она прервала его:
– Я как раз против. Мне очень не хочется идти. Но Джордж Бартон поставил нас в такое положение, что мы не можем отказаться. Ничего не поделаешь! Я с тех пор не раз уже бывала в «Люксембурге». Да и ты тоже. Туда ведь без конца приглашают.
– Но не при таких обстоятельствах.
– Это верно.
– Ты права, отказываться неудобно. Если сказать, что нас не устраивает день, боюсь, что последует новое приглашение. И тем не менее, Сандра, я не вижу причины, по которой ты должна себя мучить. Пойду я, а ты в последний момент можешь сослаться на головную боль или на простуду. Словом, что-то придумать.
Она вскинула подбородок.
– Это трусость. Нет, Стивен, если пойдешь ты, то пойду и я. В конце концов, – она дотронулась до его руки, – как бы мало ни значил наш брак, он, по крайней мере, предполагает, что все наши трудности мы делим пополам.
Он смотрел на нее не отрываясь, потрясенный горькой фразой, так небрежно слетевшей с ее губ, как будто бы она говорила о чем-то малозначительном, с чем давно свыклась и примирилась.
Стряхнув с себя оцепенение, он спросил:
– Почему ты так говоришь: «как бы мало ни значил наш брак»?
Она спокойно взглянула на него:
– Разве это не правда?
– Нет, тысячу раз нет. Наш брак для меня все на свете.
Она улыбнулась:
– Да, я тебя понимаю. Мы как хорошо пригнанная упряжка. Тянем дружно, и результаты вполне удовлетворительные.
– Я не то хотел сказать. – Его сердце учащенно забилось. Он крепко сжал руку Сандры. – Сандра, разве ты не знаешь, что в тебе вся моя жизнь?
И она вдруг поверила в искренность его слов. Поверила, хотя все это было так для нее неожиданно, почти невероятно.
Он держал ее в объятиях и осыпал поцелуями, и с губ его слетали бессвязные восклицания:
– Сандра, Сандра, я люблю тебя. Я так боялся… так боялся тебя потерять.
Она сама не понимала, как спросила:
– Из-за Розмэри?
– Да. – Он отпустил ее и отступил назад. На лице его появилось глупо-растерянное выражение. – Так ты знала… о Розмэри?
– Конечно. С самого начала.
– И ты все поняла?
Она покачала головой:
– Нет. До сих пор не могу понять. И вряд ли когда-нибудь пойму. Ты ее любил?
– По-настоящему нет. Я любил тебя.
Горький ком подкатил к ее горлу.
– С той самой минуты, когда увидел меня у стола? – спросила она, цитируя его же собственные слова. – Не надо повторять эту ложь. Это ведь была ложь!
Его не обезоружило это неожиданное нападение. Подумав, он неторопливо заговорил:
– Да, это была ложь. И, как ни странно, вместе с тем и не ложь. Я начинаю верить, что это была правда. Попытайся понять, Сандра. Ты ведь знаешь людей, которые всегда находят благовидный предлог для того, чтобы как-то завуалировать свои далеко не благовидные поступки, людей, которые «должны быть честными», хотя на самом деле просто не желают быть добрыми. Они считают «своим святым долгом» непременно передать вам, что такой-то сказал то-то. Они настолько привыкли лицемерить, что до гробовой доски доживают с убеждением, что все подлости и низости совершались ими из чистого альтруизма. А теперь постарайся представить себе, что существуют люди противоположного склада, изверившиеся в себе и в жизни, циничные, склонные видеть в своих поступках только дурное. Когда я с тобой познакомился, то понял: ты та женщина, которая была мне нужна. Это-то уж, во всяком случае, не ложь. И сейчас, оглядываясь на прошлое, я прихожу к убеждению, что, если бы это было не так, я бы ничего не добился.
– Ты не был в меня влюблен, – сказала она с горечью.
– Да. Я вообще ни в кого не был влюблен. Я был изголодавшимся бесполым существом, кичившимся своим чистоплюйством. И вдруг я влюбился, буквально с первого взгляда. Это была слепая, сумасшедшая, щенячья любовь. Как летняя гроза – налетела, отшумела и прошла. Поистине – как «сказка в пересказе глупца. Она полна трескучих слов и ничего не значит…»[43]
Помолчав, он добавил:
– Здесь, в Ферхейвене, я очнулся и понял самое главное.
– Что же?
– Единственное, что для меня по-настоящему что-то значило, была ты. Возможность сохранить твою любовь.
– Если б я знала! – сказала Сандра тихо.
– А что ты думала?
– Я думала – ты собираешься уехать с ней. Навсегда.
– С Розмэри? – он усмехнулся. – И обречь себя на пожизненную каторгу?
– Разве Розмэри не хотела, чтобы ты с ней уехал?
– Хотела.
– Что же помешало?
Стивен тяжело вздохнул. Они снова вернулись к тому, с чего начали, снова стояли на краю пропасти.
– Помешал «Люксембург», – сказал он.
Они молчали, зная, что думают об одном и том же. О посиневшем от цианистого калия женском лице, таком прекрасном минуту назад… Они, застыв, смотрят на нее, потом одновременно поднимают глаза и встречаются взглядом…
– Постарайся забыть, Сандра. Ради бога, забудем.
– Это бесполезно. Нам не дадут забыть. – Помолчав, она спросила: – Что делать дальше?
– Ты же сама сказала. Не прятаться. Пойти на этот кошмарный вечер, какую бы цель он ни преследовал.
