Атанас Мандаджиев - Волчий капкан
– Итак, товарищ старший лейтенант, – сказал я, – выслушал я тебя внимательно. Работой своей ты недоволен, скучаешь, считаешь, что твои возможности недооценивают, ты обижен и, если я правильно понял твои намеки, сравниваешь себя с некоторыми коллегами, которым я даю "настоящие поручения", а не "загадки для дошкольников"… Продолжать или хватит?
– Ничего такого я не говорил, – нахмурился Пырван. – Причем тут равенство? Я просто хотел…
– Я уже слышал, можешь не повторять. Теперь слово за мной. Скажи мне, пожалуйста, может ли человек стать борцом, спортсменом просто так, без специальной подготовки, лишь однажды ступив на ковер? Насколько я понимаю, и в борьбе недостаточно одних мускулов, силы и ловкости, нужны также мастерство и опыт. Так или не так?
Пырван ничего не ответил.
– Если твое молчание означает согласие, то вот тебе еще вопрос: что ты скажешь о такой высшей духовной деятельности, как разведка? "Высшая духовная" – это не мои слова, я цитирую одного писателя, военного, сам я с этим не могу полностью согласиться.
– Известная доля правды в них есть, – подтвердил Пырван.
Теперь видишь, в какое неудобное положение ты себя ставишь, – продолжал я беспощадно. – Представь себе, что к твоему тренеру является какой-нибудь удалец, который ни черта не смыслит в борьбе, и настаивает, чтобы его взяли в сборную страны.
Старший лейтенант покачал головой:
– Это не одно и то же! Вы ко мне просто придираетесь. Когда это я просился в "сборную страны"? Я хочу только "тренироваться", но вы мне даже этого не даете.
– А когда тебе приходится топтаться на каком-нибудь углу или торчать по нескольку часов в подъезде, что это, по-твоему? В нашем деле с этого начинают… Да, чуть не забыл – я прочел размышления твоего тренера, напомни мне вернуть тебе газету. Некоторые из них запали в память, вот слушай: "Путь к настоящему спортивному мастерству напоминает переход через топкое болото – ни одного шага нельзя сделать вслепую".
– Так ведь он сказал и другое: "…Начинающий борец как нераскроенная ткань. Если скроить из него брюки, то пиджак уже не получится". Этого вы как будто не помните? И раз уж вы об этом заговорили, то позвольте мне процитировать еще одну мысль моего тренера: "Спортсмен – сам творец своей судьбы, она не зависит от прогнозов".
– А тебе не приходило в голову, что за эти два месяца просто могло ничего не случиться? Может, ты просто торопишься?
– Я знаю – случилось… Мне уже ясно… Но я этого так не оставлю, – повысил голос Пырван и продолжил уже глуше: – Можно мне обратиться за разрешением к генералу? В конце концов, ведь я… юрист.
– Кто ты? – я приставил ладонь к уху, с трудом сдерживая смех. Мне вдруг вспомнился один комичный случай, который произошел на Витоше много лет тому назад, когда с мясом было трудновато. – Так кто ты, говоришь?
– Юрист, – повторил Пырван и покраснел, как рак. – То, что мне еще два года учиться, не имеет значения.
– Ты извини, это я по другому поводу рассмеялся. Один мой приятель как-то раз выразился подобным образом в незнакомой компании. Мы с ним разложили на столике разные лакомства, которые, разумеется, привлекли внимание наших соседей. Так вот один из них возьми да и спроси: "И где вы только находите такую вкуснятину, у нас прямо слюнки потекли", а мой приятель вдруг ни к селу ни к городу ляпнул: "Я студент!" Не знаю почему, но мы тогда чуть не лопнули со смеху.
Пырван посмотрел на часы.
– Ты куда-нибудь торопишься? – спросил я.
– На тренировку, – ответил он сухо.
– Можно и я с тобой? У меня два часа свободных.
– Пожалуйста. Мне очень приятно.
– Тогда будем считать, что наш разговор окончен, – я убрал бумаги в ящик, запер и встал из-за стола.
Однако Пырван не двинулся с места.
– Для меня разговор совсем не окончен, – отрезал он.
– Еще бы, кошку как ни брось, она на ноги встанет!
– А знаете, между прочим, что еще говорит мой тренер: "Борец может поучиться у кошки. Она никогда не падает на спину, хотя ни одно правило ей этого не запрещает".
– Мы уже как классика какого-то цитируем твоего тренера. И все же, это его мысли или он списал откуда?
– Думаю, что его. Точно не знаю, не спрашивал. Он обычно молчит, молчит, а потом вдруг сказанет что-нибудь эдакое… Хоть стой, хоть падай.
– Ты как считаешь, он обрадуется, если узнает, что я тебе дал серьезное поручение? Я что-то не очень уверен.
Пырван постарался поймать мой взгляд, но я поспешил отвернуться.
– Можно мы продолжим этот разговор после тренировки? – спросил он. – Я не отниму у вас много времени.
– Можно. Почему бы и не продолжить? – ответил я тоном, не оставлявшим ему никакой надежды.
По дороге к стадиону мы молчали, но даже если бы нам и хотелось поговорить, все равно никакой возможности не было – в автобусе давка, а на улице к нам пристал какой-то парень из команды Пырвана, которого так и разбирало от желания с кем-нибудь потрепаться. Я до сих пор помню, какую «торжественную» встречу устроил мне сторож на стадионе, когда я пришел сюда в первый раз. Все это – дело прошлое, и мы оба, будучи людьми благородными, предпочитаем об этом не вспоминать. Теперь он мне кланяется издали, но я-то не дурак, знаю, из-за кого он так любезничает. Конечно же, из-за чемпиона Европы. Благодаря Пырвану и я стал своим человеком среди спортсменов, приобрел, как говорится, вес, не то что раньше. И если для гимнасток моя половина – «тетя Злата», то меня здесь все знают как «дядю» – никто меня иначе и не зовет. Не знаю, разумно ли поступил Пырван, представив меня как родственника. Во всяком случае, эту невинную ложь все принимают за чистую монету. Может быть, только заслуженный тренер догадывается, какие мы «родственники», а уж правду-то знает только председатель клуба.
Как только мы вошли, мне сразу бросился в глаза лозунг на противоположной стене: "Геркулес и Марко Королевич[1] тоже прибегали к хитрости!" Это что-то новое. В прошлый раз здесь висели совсем другие слова, из тех, на которые никто не обращает внимания: «Высокое спортивное мастерство требует…» и т. д. У меня нет никаких сомнений насчет того, кто может быть автором новой надписи – вот он сам идет нам навстречу, пробираясь – да так, чтобы никого не задеть и не толкнуть, – сквозь толпу старичков и старушек, окруживших председателя клуба. Заслуженный тренер – человек среднего возраста, среднего роста, ни толстый, ни худой, да и лицо у него совсем обыкновенное – никак не подумаешь, что у него такой живой, афористический склад ума. Перво-наперво я решаю подразнить его по поводу нового лозунга:
– Это ведь вы придумали? Почему же не включили в свои газетные размышления? Может, вы решили все начать заново, с нуля?
