Франк Хеллер - Входят трое убийц
Кристиан Эбб завернул кран душа, наспех оделся, набросал два коротких письма Трепке и Люченсу и приказал Женевьеве вручить их адресатам в собственные руки. Потом взял с вешалки в передней пальто и шляпу и торопливо зашагал по улице. Полчаса спустя он стоял у ворот виллы Лонгвуд.
У ворот не было привратницкой, и охраняли их только две решетчатые металлические створки в стиле ампир, но как и накануне вечером, когда Кристиан вместе с Артуром Ванлоо и своими коллегами покинул виллу, они были распахнуты. Эбб медленно пошел к дому по подъездной дороге. Бесчисленные цветы парка блистали своим роскошным весенним убранством. Пройдя еще несколько шагов, Эбб заметил человека, который беспокойно бродил взад и вперед по боковой аллее, время от времени украдкой поглядывая в сторону виллы. Это был Мартин Ванлоо. Он явно обрадовался Эббу.
— Хелло, Эбб! Чертовски мило с вашей стороны, что вы заглянули к нам… Вы уже, конечно, слышали о печальной новости? Ну да, конечно, в общем-то, печальной, хотя…
— Хотя что?
— Я хочу сказать, что всем нам суждена эта участь. Мы с Артуром были несхожи, как огонь и вода, но это еще не значит, что мы желали друг другу смерти. Но такова жизнь.
И мы увидим, глубока ль могила
И что нас ждет: кромешный мрак иль свет?
— Простите, Ванлоо, если я касаюсь болезненной темы, но как это произошло? Когда мы расстались вчера вечером в половине одиннадцатого, ваш брат был так же здоров, как и все мы, а семь-восемь часов спустя…
— Он умер! Именно! Странно, очень странно и почему-то внезапно, хотя…
— Хотя всем нам суждена подобная участь. Я это знаю и все же должен признаться: мне кажется, вы слишком легко относитесь к случившемуся, а ведь он все-таки был вашим братом…
Мартин снова бросил взгляд на стоящую на пригорке виллу и сделал глубокий вдох, как человек, собравшийся нырнуть в очень холодную и глубокую воду.
— Послушайте, Эбб, вы — поэт! Вам известна человеческая натура! Чего ради я стану лицемерить перед вами? Разговоры о том, что, мол, de mortuis aut bene aut nihil,[23] и прочее в этом духе — вздор! Вы знаете не хуже меня, что это рудименты времен анимизма. Люди боялись, как бы мертвые не услышали, что о них говорят дурно, и не вздумали являться в виде призраков! Вы заметили, что есть еще одна категория людей, о которых люди боятся отзываться дурно, — это зубные врачи! Приходилось ли вам встречать человека, который утверждал бы, что его стоматолог — не самый лучший в мире? Люди боятся того, что может случиться, когда они в следующий раз окажутся в кресле дантиста. Но я хотел сказать о другом. Конечно, жаль, что Артур — гм — так рано умер. Но когда я подумаю, что, если бы не это, он сейчас продолжал бы разгуливать с банкой клея и рулоном плакатов под мышкой, я не в состоянии воспринять его — гм — кончину как такую уж тяжелую утрату, что мне, конечно, следовало бы! De mortuis, зубные врачи! Когда я в следующий раз увижу нашего друга Люченса, обращу его внимание на эту параллель. Чем не тема для его научной работы? Хелло, это Granny и доктор…
При последних словах он понизил голос. Может, обычных докторов он тоже причислял к тем существам, о которых не стоит злословить? На лестнице дома показались двое. Узкие плечи старой дамы были покрыты кружевной шалью, над головой она держала солнечный зонтик. Ее сопровождал плотный черноволосый мужчина с окладистой бородой ассирийца. Это был самый известный в городе врач, так сказать, врач официальный, доктор Максанс Дюрок. Доктор говорил, она слушала. Казалось, он убеждал ее в чем-то, с чем она не могла согласиться. Вот они приблизились к боковой аллее, где стояли Эбб и Мартин. Старуха подняла голову и увидела их.
— Доброе утро, месье Эбб, — поздоровалась она с поэтом. — Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли к нам. Я понимаю, вы уже слышали о нашей большой утрате… Кто мог предположить что-либо подобное, когда мы расстались вчера вечером?
— В самом деле, кто? — пробормотал Эбб. Ему по-прежнему не было известно, как умер Артур Ванлоо. Мартин был слишком занят собственными рассуждениями, чтобы выказать интерес к этой стороне дела.
— Вы знакомы с доктором Дюроком? — спросила старая дама. — Он как раз только что осмотрел моего бедного внука. Знаете, что говорит доктор? Он считает, что придется делать вскрытие.
— Вскрытие? — воскликнул Эбб, чувствуя холодок, пробежавший по спине. — Возможно ли? Я хочу сказать, разве это необходимо? Разве причина смерти не ясна?
Старуха высоко держала голову, и взгляд ее был тверд, но небольшая складка у рта говорила о том, чего ей стоит владеть собой.
— Выходит, что нет, — ответила она. — Так говорит доктор Дюрок. Я напомнила ему, что бедный Артур был слаб здоровьем, но он…
— Слаб здоровьем? — не сдержавшись, перебил ее Эбб. — Да если не считать худобы, он казался мне воплощением могучей силы!
— Внешность обманчива, господин Эбб, — пробормотала она, — и в этом случае она, безусловно, обманывала. Несколько лет тому назад, когда так скоропостижно скончался отец мальчиков, мой дорогой сын, я попросила нашего тогдашнего домашнего врача обследовать всех моих внуков. Я вспомнила тогда старинную английскую поговорку, что лучше предупредить, чем лечить. И выходит, оказалась права. Доктор обследовал мальчиков, и выводы его были не столь радужными, как я надеялась. Артур оказался далеко не таким крепким молодым человеком, как можно было подумать. Я говорила об этом доктору Дюроку, но он…
Казалось, Мартин только теперь пришел в себя настолько, что обрел дар речи.
— Вскрытие! — закричал он. — Только… только этого не хватало! Будто Артур привлекал к себе недостаточно внимания при жизни! Неужто это будет продолжаться и после его смерти? То-то славно! Я согласен, он умер внезапно, но у бабушки есть справка от нашего старого врача, что он был слаб здоровьем, а вообще все мы непременно умрем, таков закон природы. Omnes eodem cogimur, omnium sors exitura — дивные стихи! «Мы все гонимы в царство подземное. Вертится урна: рано ли, поздно ли — нам жребий выпадет».[24] Жребий выпал Артуру несколько раньше, чем можно было ожидать, но раз он был хворым, это не так уж странно!
Доктор Дюрок поднял руку, сильную, красивой формы, ухоженную руку врача; видно было, что такая рука способна не дрогнув манипулировать самыми острыми инструментами.
— Простите, мистер Ванлоо, но ситуация не так проста, как вам, судя по всему, представляется! Ваш брат страдал болезнью желудка, которая со временем могла стать роковой. У него было почти полное отсутствие кислотности, в столь молодом возрасте это необычно. Низкая кислотность может привести, а в определенных обстоятельствах неизбежно приводит к различным недугам, о которых нет необходимости здесь распространяться. Все это явствует из свидетельства, составленного моим достопочтенным предшественником. Но я исключаю возможность того, что этот недостаток кислоты мог в течение нескольких часов привести к смерти, да притом к смерти при, назовем их, в высшей степени острых симптомах. Закон требует, чтобы я составил свидетельство о смерти. Но поскольку я не могу определить причину смерти, то, к сожалению, вынужден настаивать на вскрытии. Вы думаете о том повышенном внимании, какое всегда вызывает вскрытие, и я понимаю ваши чувства, мадам. Но есть еще одно соображение, о котором вы забыли.
