Жорж Сименон - Маленький человек из Архангельска
Ему никогда не приходило в голову вернуться туда — не из страха перед будущим, не из ненависти к партии, как у Шепиловича. Едва достигнув нужного возраста, за два года до войны, он сдал нансеновский паспорт[3] и получил французское гражданство.
Франция — и та была для него слишком велика. После лицея он проработал несколько месяцев в книжном магазине на бульваре Сен-Мишель, и Шепилович не поверил своим ушам, когда он объявил, что хочет вернуться в Берри.
Приехав туда. Иона снял меблированную комнату у старой девы Бютро, которая умерла потом во время войны, и поступил на работу в книжный магазин Дюре на Буржской улице. Магазин этот существовал до сих пор.
Папаша Дюре впал в детство и удалился от дел, но двое его сыновей продолжали торговлю. Это был самый крупный в городе книжно-писчебумажный магазин; в одной из его витрин были выставлены предметы культа.
Тогда еще он не обедал у Пепито: для него это было слишком дорого. Когда освободилась букинистическая лавка, где Иона жил теперь, он переехал туда; хотя от Буржской улицы до Старого Рынка было два шага, ему казалось, что и это слишком далеко. Так он вновь, как в детстве, очутился на Старом Рынке, и соседи признали его.
И вот теперь отъезд Джины нарушил равновесие, приобретенное ценой такой настойчивости, нарушил так же жестоко, как революция разбросала его близких.
Иона не долистал альбом до конца. Сварил чашку кофе, запер дверь на ключ, задвинул засов и — чуть позже — поднялся в спальню. Как всегда в дни, когда рынок не работал, ночь была тихой, молчаливой; лишь изредка вдалеке слышался автомобильный гудок да — еще дальше — перестук товарного поезда. Упегшись в постель, без очков, делавших его похожим на мужчину, он свернулся калачиком, как ребенок, которому страшно, и наконец заснул, печально скривив губы и положив руку на место, где раньше спала Джина.
Когда Иону разбудило солнце, наполнившее комнату, воздух был все так же спокоен и колокол на церкви Сент-Сесиль звонил к заутрене. Внезапно он ощутил пустоту одиночества и оделся, не умываясь, как случалось иной раз до Джины. Он так хотел, чтобы все было как обычно, что даже помедлил, прежде чем спросить рогалики в булочной напротив.
— Только три, — неохотно выдавал он в конце концов.
— Джины нет?
Здесь еще не знали. Правда, хозяева были на площади почти новичками — булочную они купили всего пять лет назад.
— Нет. Ее нет.
Его удивило, что они не продолжили расспросы, а восприняли новость безразлично.
Было половина восьмого. Уходя в булочную, дверь Иона не закрыл. Он никогда этого не делал. Вернувшись, Мильк вздрогнул: перед ним стоял человек, а он, идя с опущенной головой и погруженный в свои мысли, даже не узнал его сразу.
— Где моя сестра? — услышал он голос Фредо.
Это он стоял посреди лавки: в кожаной куртке, с черными, еще влажными волосами, носившими следы расчески. Иона приготовился к чему-то вроде этого еще вчера, но сейчас его застали врасплох, и он пробормотал, держа в руках рогалики, завернутые в коричневую бумагу:
— Она не вернулась.
Фредо был ростом с отца и еще шире в плечах, когда он сердился, ноздри его раздувались.
— Куда она уехала? — продолжал он, не отрывая от Ионы подозрительного взгляда.
— Я… Но.., в Бурж. — И, видимо зря, добавил:
— Мне, во всяком случае, она сказала, что едет в Бурж.
— Когда она это сказала?
— Вчера утром.
— В котором часу?
— Не помню. Перед отходом автобуса.
— Она села на автобус семь десять?
— Должно быть.
Почему Иона дрожал перед девятнадцатилетним парнем, который позволяет себе требовать у него отчета?
В квартале не он один боялся Фредо. Сын Палестри с детства был скрытным и, как говорили, злопамятным.
Казалось, он действительно никого не любил, кроме сестры. С отцом, когда тот выпивал лишнего, вел себя невыносимо: соседи часто слышали отвратительные ссоры. Говорили даже, что однажды Фредо набросился на Палестри с кулаками, но мать загнала его в комнату и заперла там, как десятилетнего мальчишку. Он вылез в окно и убежал по крышам, после чего отсутствовал неделю, тщетно пытаясь найти работу в Монлюсоне.
Среднего образования у него не было, учиться какой-нибудь стоящей профессии он не желал. Работал у торговцев рассыльным, доставщиком товаров, позже продавцом. Дольше нескольких месяцев, а то и нескольких недель нигде не задерживался. Но лентяем он не был.
Один из его бывших хозяев говорил:
— Этот парень не терпит никакой дисциплины. Хочет стать генералом, не побывав простым солдатом.
Насколько Иона любил Старый Рынок, настолько Фредо, казалось, его ненавидел: он огульно презирал и ненавидел всех его обитателей и, конечно, ненавидел бы любое другое место, где бы ни оказался. Одна Анджела внешне обращалась с ним как с ребенком, но и она, по всей вероятности, тоже его побаивалась. Ему было пятнадцать лет, когда она нашла у него в кармане большой пружинный нож, который он часами любовно оттачивал.
Она его отняла.
— Куплю другой, — безразлично отозвался он.
— Я запрещаю.
— По какому праву?
— Я все-таки твоя мать!
— Будто ты этого хотела! Могу поспорить, что отец был тогда пьян!
Он не пил, не ходил на танцы, часто посещал маленький бар в итальянском квартале — в той части Верхней улицы, которая пользовалась дурной славой; в этом баре всегда толпились арабы и поляки, в глубине зала всегда сидели группки подозрительно шушукавшихся мужчин.
Бар назывался «Луксор». Полиция им заинтересовалась после совершенного Марселем ограбления: тот был в числе его завсегдатаев еще до Фредо. В результате в руки полиции попал лишь бывший боксер, выселенный из города: у него оказались не в порядке документы. После этого за «Луксором» стали постоянно приглядывать.
Иона не боялся в буквальном смысле этого слова.
Даже если бы Фредо в порыве гнева ударил его, Мильку это было бы безразлично. Смелостью он не отличался, но знал, что физическая боль не длится вечно. В эту минуту он думал, что защищает Джину, и чувствовал, что говорит путано; он мог поклясться, что покраснел до корней волос.
— Она предупредила, что не вернется ночевать?
— Я… — Он мгновенно опомнился. Уже один раз, отвечая на вопрос о Бурже, он говорил необдуманно. Теперь надо быть внимательнее. — Не помню.
— Вы не помните, ждали ее или нет? — оскорбительно ухмыльнулся парень.
— Она сама не знала.
— Значит, она взяла с собой чемодан?
Думать быстро, не путаться, не противоречить самому себе! Иона невольно взглянул в сторону лестницы.
— По-моему, нет.
— Она его не взяла, — объявил Фредо. Голос его стал тверже, в нем послышались обвинительные нотки. — Ее чемодан наверху, в шкафу, пальто тоже.
