Эдуард Хруцкий - Искатель. 1983. Выпуск №3
Потом перевернул сразу несколько страниц и стал читать легенду: «Над горными вершинами висела багровая тяжесть туч. Черные тени ущелий были как траурная кайма. Печаль сжимала сердце, и слезы душили, горькие слезы неизбежного расставания. Толпа шумела, растекаясь на две колонны, уходила по двум темным ущельям в разные стороны.
— Мы разлучаемся, — громко провозгласил вождь. — Но мы встретимся и в единстве нашем будем неодолимы…»
Я не сразу осознал, что происходит. Первая мысль была: сплю и снова вижу тот же сон. Встал, выглянул в окно. За окном над городскими крышами пылал неяркий закат. Небо было чистое, обещавшее назавтра хорошую погоду. С улицы донесся шум проходящего трамвая, похожий на порыв ветра. За стенкой ликовал по телевизору очередной музыкальный ансамбль и слышались голоса мамы и тети Нюры, как всегда равнодушных к телевизионным восторгам. Все было на своих местах. Но ведь даже если снится черт-те что, мы уверены: так и надо. Как проверить, что не сплю, не свихнулся и вообще, что все в порядке?
— Ма-ам! — крикнул я, снова ложась на свою тахту.
Она вошла сразу, словно ждала, что я позову. И тетя Нюра появилась в дверях с ожидающим, тревожным, как у мамы, лицом.
— Что случилось? Тебе плохо?
— Н-нет, хорошо.
— Еще бы не хорошо. Такая девушка, — сразу вмешалась тетя Нюра.
— Что ты болтаешь?! — напустилась на нее мама. — У мальчика сотрясение мозга.
— Сотрясение сердца у него, али не видишь?
Мама возмущенно замахала руками, не зная, что и сказать на такое, вытолкала тетю Нюру из комнаты и закрыла дверь.
— Мам, а она что, тебе не понравилась? — спросил я. — Ты же сама ее приметила.
— Мало ли что приметила. Почем я знала, что она бог знает откуда.
— Что ты, мама, она такой же советский человек, как и мы.
— Мало ли что советский. Там и говорят-то не по-нашему и делают все не так.
— Как это «не так»?
— Очень просто. Далеко больно…
Мне было смешно слушать такое! Сама все уши прожужжала, чтобы женился, а когда наконец-то нашлась девушка, которая мне понравилась, мама на попятную. Ох уж эта материнская ревность: как же, ее тридцатилетний птенчик, чего доброго, вылетит из гнезда! Мне было смешно, но я готов был слушать и говорить, говорить об Ануш. Мама, как видно поняв это, заторопилась, пощупала мой лоб, поправила плед, накинутый на ноги, и вышла, тихо притворив дверь.
А я снова принялся читать поразившие меня строки. Все было написано точно так, как мне приснилось. Дальше в легенде говорилось о том, как воины разделились на два отряда, чтобы сопровождать уходившее по горным ущельям население. Все понимали: сила в единстве. Но враг был намного сильнее даже объединенного войска. Невелика честь геройски пасть на поле боя, если народ останется беззащитным. И решено было не принимать последнего боя, а разделиться и уходить по разным дорогам. За кем ринется враг, никто не знал, но каждый готов был пожертвовать собой, чтобы спасти другого.
«…Два воина стояли перед вождем, два его любимых военачальника, два родных брата. Город лежал у их ног, непривычно тихий, опустевший.
— Буду я или не буду, все это, все драгоценные камни — ваши. Когда снова встретитесь, владейте.
Он простер руки, и небо вспыхнуло на севере, и небо вспыхнуло на юге, куда уходили люди…»
Вот этого последнего я в своем сне не видел. Может, забыл, как забываются сны с пробуждением. Но остальное помнил очень хорошо. Было даже странно оттого, что все так совпадало. Что это? Откуда взялись во мне эти видения народа, уходившего по двум разным дорогам? Может, читал когда? Я напрягал память и не мог вспомнить. И почему это приснилось мне именно сегодня, в тот самый момент, когда Ануш уже стояла под моим окном и читала книжку с этой легендой, повторяющей мой сон? Точнее сказать, сон повторял легенду, которую читала Ануш. Да, конечно, Ануш читала именно легенду, в чем я уже не сомневался, и это каким-то образом передалось мне.
Но почему передалось? Совпадение? Случайность? Как мне не хотелось в тот момент, чтобы это было случайностью! И я лежал и размышлял о закономерностях, пронизывающих все на свете. «А существуют ли вообще случайности? — рассуждал я. — Случайно ли взгляд Ньютона остановился на падающем яблоке? Случайно ли Менделееву приснилась его знаменитая таблица? Они все время думали об этом?» Но теперь мне казалось, что и я думал о своем. Не случайно же повесил у себя над кроватью вид гор. Не потому ли мы верим в существование случайностей, что пытаемся измерить нечто бесконечно большое крохотными мерами наших представлений? Так маленький паучок-водомерка стал бы измерять ширину прибрежной струи и по направлению ее делать вывод, куда течет река. Паучку не узнать, что в зависимости от ветра, от рельефа дна отдельные струи в отдельных местах, особенно возле берегов, могут течь и поперек реки, и даже в обратном направлении.
Не так ли и судьбы наши вплетены в общий поток великой реки времени? А мы, закрутившиеся в местных водоворотах, запутавшиеся в мелких струях, сталкивающиеся на перекатах, замутившиеся до неузнаваемости, все забываем, что являемся частицами великого потока, что устремленность вперед каждого из нас, всех вместе, составляет общее течение. Недаром философы считают, что случайность лишь форма проявления необходимости. Необходимости!..
Это моя мама верит в случайности и вот уже второй год пытается обыграть в «дурачка» нашу соседку. Она берется за карты каждый раз, когда на телеэкране начинается очередная скукота, и нетерпеливо сдает, упорно надеясь, что именно теперь случай пошлет ей одни козыри. Но случай подыгрывает одинаково и маме и тете Нюре. В этом непостоянстве он поразительно постоянен, не давая никому взять решительный перевес. Сейчас счет 565 на 568 в пользу мамы. Но я уже совершенно точно знаю: завтра или послезавтра счет будет в пользу тети Нюры. Казалось бы, где еще и господствовать случайности, как не в игре в карты? А и там в конце концов все подчинено закономерности: при большом числе раскладок карт козыри ложатся поровну — налево и направо. Был бы верующим, сказал бы: так диктует закон высшей необходимости, целесообразности, справедливости наконец…
Удивительно, как охотно подгоняем мы наши убеждения под наши потребности. Мы куда быстрее верим тому, чему хотим верить, что нам больше нравится. Разговоры о чистом объективизме и абсолютной истине, по-моему, миф. Человек не волен отрешиться от человеческого, сверхчеловеков нет. И кто знает, может, от этой эмоциональности разума и зависит все наше величие?..
И вдруг я увидел себя внизу, возле магазина. На том самом месте, где стояла Ануш, топтался теперь какой-то тип, похожий на кого-то очень хорошо мне знакомого. Я шагнул к нему, дернулся и едва не свалился со своей тахты. Книжка валялась на полу, а в комнате было совсем уж сумрачно. Вот ведь сам не заметил, как заснул и развел во сне философию. Никогда такого не было со мной. Но теперь это меня не удивило: после всего случившегося недалеко и до видений.
