Жорж Сименон - Мегрэ сердится
В парке, разбитом ниже железнодорожной насыпи, Мегрэ, притаившись за деревцами орешника, вдруг заметил два белых безмолвных силуэта и вспомнил про датских догов, которые накануне лизали хозяину руки.
Их, конечно, спускают на ночь, и они, должно быть, свирепы.
Направо в глубине парка комиссар вдруг увидел строеньице, до сих пор не замеченное им. В таком домике, наверное, живут слуги — садовник, шофер. В одном из окон тоже горела лампа, но через полчаса погасла.
Луна еще не взошла, но все-таки ночь была светлее, чем накануне. Мегрэ спокойно уселся на железнодорожную насыпь, скрывшись за ветвями орешника, которые мог раздвинуть рукой, как занавес.
В десять семнадцать в каких-нибудь трех метрах от него прогрохотал поезд; Мегрэ видел красный огонек, исчезнувший за поворотом.
В домах Орсена, один за другим, гасли огни. Должно быть, папаша Гpy в этот вечер не охотился на диких голубей — тишину ночи не нарушил ни один выстрел.
Наконец, около одиннадцати, обе собаки, лежавшие рядом на краю лужайки, вдруг поднялись и направились к вилле.
На минуту они скрылись за домом, а когда комиссар заметил их снова, животные, прыгая и резвясь, провожали какого-то человека, направлявшегося, казалось, прямо к нему.
Это, несомненно, был Эрнест Малик. Вряд ли эта стройная, атлетическая фигура принадлежала кому-нибудь из слуг. Он был в ботинках на каучуковой подошве, а в руках нес что-то тяжелое, но что именно, было не разглядеть.
Пока Мегрэ раздумывал, куда это направляется Малик, тот вдруг свернул направо и прошел так близко от стены, что комиссар услышал дыхание собак.
— Тубо, Дьявол!.. Тубо, Львица!..
Здесь, между деревьями, стояло маленькое кирпичное здание, существовавшее, вероятно, еще до постройки виллы, — низкий домик, крытый старой черепицей. Бывшая конюшня или псарня?
«Скорее, псарня, — подумал Мегрэ. — Может быть, он идет кормить собак?» Но нет! Малик отогнал псов, вытащил из кармана ключ и вошел в домик. Комиссар отчетливо услышал, как щелкнул замок запираемой изнутри двери. Потом наступила тишина, долгая тишина. Трубка Мегрэ погасла, и он не решился раскурить ее снова.
Прошло еще полчаса. Наконец Малик вышел из домика, старательно запер дверь и, оглядевшись вокруг, быстро зашагал к вилле.
В половине двенадцатого все в доме уже спали или по крайней мере разошлись по своим комнатам; и когда Мегрэ снова прошел мимо парка Аморелей, он разглядел лишь слабый свет ночника в комнате старой Бернадетты.
В «Ангеле» тоже не горело ни одной лампы. Мегрэ раздумывал, как ему попасть в дом, как вдруг дверь неслышно отворилась. Он увидел, скорее даже догадался, что это была Ремонда в ночной рубашке и шлепанцах на босу ногу; приложив палец к губам, она шепнула:
— Быстрее поднимайтесь! Да потише! Хозяйка не разрешила мне оставлять дверь открытой.
Ему хотелось немного постоять, задать ей несколько вопросов, чего-нибудь выпить, но скрип в комнате старухи Жанны вспугнул девушку, и она поспешила к лестнице.
Еще минуту комиссар стоял неподвижно. Пахло яичницей, чувствовался легкий запах спиртного. Сейчас в самый раз было бы чего-нибудь глотнуть. Он чиркнул спичкой, сунул под мышку бутылку и стал подниматься к себе.
В своей комнате зашевелилась старая Жанна — должно быть, услышала, что он вернулся. Но у Мегрэ не было ни малейшего желания сидеть в ее обществе.
Он снял пиджак, воротничок, галстук, спустил подтяжки и смешал коньяк с водой в стакане для чистки зубов.
Потом выкурил последнюю трубку, облокотившись на подоконник и глядя на тихо шелестящую листву.
Однако в семь часов Мегрэ был уже на ногах, разбуженный возней Ремонды на кухне. С трубкой в зубах — первой, самой приятной после долгого перерыва, — он спустился вниз и весело поздоровался с девушкой.
— Скажите, Ремонда, вы ведь знаете все дома в округе?
— Знаю, но не бываю там.
— Ладно! Так вот, в глубине парка Эрнеста Малика с одной стороны стоит дом, где, по-видимому, живут садовники.
— Да, и не только садовники, но и шофер и слуги. Только у горничных комнаты в самой вилле.
— Ну а с другой стороны, неподалеку от железнодорожной насыпи?
— Там ничего нет.
— Там есть очень низкое строение. Домишко, вытянутый в длину.
— Это псарня в верхнем парке, — сказала она.
— Что это за псарня?
— Когда-то, еще задолго до того, как я сюда приехала, парки не были разделены. Был один большой парк Аморелей. Старый Аморель любил охотиться. У него были две псарни, в верхнем и нижнем парке: нижняя, как ее называли, — для сторожевых собак, верхняя — для охотничьих.
— А Эрнест Малик не охотится?
— Как же, случается, но только не здесь. Тут ему не хватает дичи. У него есть еще охотничий домик и собаки в Солони.
Однако что-то беспокоило Мегрэ.
— А помещение это в хорошем состоянии? Я имею в виду верхнюю псарню.
— Не помню. Я уже давно не заходила в парк. Там был подвал, где…
— Вы уверены, что там подвал?
— По крайней мере был. Мне об этом рассказывали. Ходили слухи, что в парке спрятаны сокровища. Надо вам сказать, что сорок, а может, и больше лет назад, еще до того, как господин Аморель построил себе дом, там были развалины какого-то маленького замка. Ходили слухи, что во времена революции владельцы замка спрягали свои сокровища в парке. Одно время господин Аморель искал их и даже нанял рабочих, чтобы произвести раскопки. Все его уверяли, что надо искать в подвале верхней псарни.
— Это несущественно, — буркнул Мегрэ. — Важно, что там есть подвал. И вот в этом-то подвале, детка, должно быть, и заперли Жоржа Анри… — Внезапно его глаза сверкнули. — В котором часу идет поезд на Париж?
— Через двадцать минут. А следующий только в двенадцать тридцать девять. Проходят и другие, только в Орсене не останавливаются.
Но Мегрэ уже поднимался по лестнице к себе в комнату. Не теряя времени на бритье, он живо оделся и уже через несколько минут быстро шагал в сторону вокзала.
Тут хозяйка застучала в пол своей комнаты, и Ремонда поднялась наверх.
— Он уехал? — спросила старая Жанна, по обыкновению лежавшая на своей измятой постели.
— Только что убежал.
— Ничего не сказал?
— Нет, мадам.
— И не уплатил?.. Помоги мне встать!
— Нет, мадам, не уплатил, но оставил здесь чемодан и все свои вещи.
— Ах так… — произнесла Жанна разочарованно, но, пожалуй, несколько встревоженно.
Глава пятая Сообщник Мегрэ
Париж показался Мегрэ величественно просторным и пустынным. Из кафе Лионского вокзала доносился приятный запах пива и размоченных в кофе рогаликов. Комиссар провел четверть часа в парикмахерской на бульваре Бастилии, незабываемо легких четверть часа, потому что попал в Париж в августе, потому что сейчас было утро, а может быть, еще и потому, что скоро ему предстояло встретить старых друзей на набережной Орфевр.
