Анри Шадрилье - Тайна Медонского леса
– Вы много потеряли? – спросил у Викарио вполголоса Буа-Репон.
– Да, проиграл два луидора, – также тихо ответил тот. – Это не совсем приятно.
– Особенно в настоящую минуту. А что делает Карлеваль?
– Да ничего.
В этот самый момент раздался голос Карлеваля, кричавшего изо всей силы:
– Кто хочет за Тамерлана семь? Даю за Тамерлана семь.
Все его старания могли принести ему не более двадцати франков за рекламу Тамерлана.
– Цветочков! Цветочков, не угодно ли? – приятно ласкал слух голосок молоденькой продавщицы.
– А-а! Милашка Этиоле! Плохую же выбрала ты минуту. Фонды наши совсем упали, – посмеялся Буа-Репон.
– Купите фиалок! Они принесут вам счастье, – проговорила маленькая Этиоле.
– Ты думаешь? Ну, так давай, давай нам своих счастливых цветочков!
– А где приятель ваш, красивый брюнет, который всегда давал мне луидор за каждую розу?
– Как! У нас есть такой щедрый приятель? – удивился Буа-Репон.
– Ах, Бог мой! – нетерпеливо дернул плечом Викарио Пильвейра. – Разве же вы не знаете? Марсьяк! Он обожает эту красотку, находит в ней поразительное сходство с кем-то из прежних своих подруг или знакомых… Господин этот теперь в Лондоне, дитя мое, – ответил он цветочнице.
– Как жаль, что его не будет! – вздохнула она и, пожелав им успеха, пошла дальше.
Если бы Викарио и Буа-Репон были менее поглощены своими финансовыми проблемами, они несомненно заметили бы, что все время разговора с ними молоденькая продавщица вертелась во все стороны, как бы отыскивая кого-то в многолюдной толпе.
Между тем вывели новых скакунов.
– Ах! Будь у меня деньги, я непременно предложил бы крупное пари за Феллаха, – воскликнул Пильвейра.
– Видите, сударь, насколько мнения бывают различны, – замечает ему с улыбкой молодой человек, стоящий позади него. – А я верю в успех Тамерлана.
На бегах и на скачках, конечно, не редкость, что и совершенно незнакомые люди высказывают друг другу свои взгляды и впечатления.
– Полагаю, что вы ошибаетесь, милостивый государь, – ответил Викарио. – Смотрите, на первом же повороте ваш Тамерлан остался позади.
– Это еще ничего не доказывает! Он дает опередить себя, чтобы вернее одержать за собой победу, – уверенным тоном продолжал сосед.
Испанец улыбнулся. Улыбка эта еще более подзадорила незнакомца, и он загорячился.
– Даю десять луидоров за Тамерлана! – крикнул упрямый безумец, тогда как лошадь его отставала все больше и больше.
Буа-Репон подтолкнул локтем своего нерешительного друга.
– А если я проиграю? – шепотом спросил его испанец.
– Что за беда!
– Идет десять луидоров за Феллаха! – обратился наконец Викарио к своему неопытному соседу.
И Феллах пришел первым.
Неудача эта, однако, не обескуражила проигравшего.
– Не всегда же счастье будет на вашей стороне, – сказал он своему счастливому сопернику. – Вы, конечно, дадите мне реванш и позволите поставить еще десять луидоров за Чате-Блач?
– С удовольствием. Я стою за Ток-Тока.
– Да что он, сумашедший, что ли? – спросил вполголоса Буа-Репон. – Эта кривоногая Чате-Блач никогда еще не брала ни одного приза.
– Мне нет никакой надобности его разочаровывать, – улыбнулся испанец.
Вооружась лорнетом, вытянув шею, тревожно следил пылкий незнакомец за ходом бега. Чате-Блач выдерживает первые круги.
– Накидываю еще пятнадцать! – воскликнул он.
– Сколько угодно! – хладнокровно отреагировал Викарио, так как Ток-Ток легким, могучим порывом, как стрела, опережал всех перед финишем. Через минуту он уже выиграл приз.
Неопытный любитель расплатился аккуратно, и Викарио с удовольствием опустил в свой пустой кошелек двадцать пять луидоров.
– Удивительный субъект! – пожимал плечами Буа-Репон.
Забавный спортсмен продолжал горячиться все больше и больше, но выбирал, как нарочно, самых худших лошадей и в конце концов проиграл своему сопернику солидную сумму – двести пятнадцать луидоров. Уплатив из них испанцу сто шестьдесят пять, незнакомец любезно извинился, что не может сейчас же отдать остальных.
– Я не имею больше при себе, – объяснил он. – Попрошу вас или подождать до завтра, или заехать ко мне сейчас же, вместе со мною.
Человеку, только что уплатившему три тысячи триста франков, можно, конечно, оказать маленькое уважение и доверие, отсрочив уплату остальной тысячи на какие-нибудь двенадцать часов.
И потому Викарио Пильвейра ответил ему тоже самым любезным тоном:
– Это как вам будет угодно, милостивый государь.
– Тогда садитесь в мой экипаж, – предложил тот.
– Помилуйте! Это будет иметь такой вид, точно я боюсь отпустить вас на шаг… Я же могу подождать до завтра!
– Куда же должен я прислать эту сумму?
Викарио подал ему свою визитную карточку, незнакомец поспешил предложить ему свою.
«Викарио Пильвейра, отель де Сарагос, улица Лафайетт», – прочел проигравший.
– Вы, как я вижу, тоже иностранец, тоже заезжий, как и я? – сказал он.
На карточке незнакомца стояло: «Родриго де Нанжери». Внизу было приписано карандашом: «Гранд-отель».
– Итак, до завтра, мосье Пильвейра! – сказал де Нанжери. – Еще раз прошу извинить, что вышла задержка из-за такой безделицы.
Викарио любезно поклонился.
Родриго сел в свою карету и спросил кучера:
– Где же Жан?
– Не знаю, сударь. Он был сейчас здесь.
– Позовите его!
– Да вон он там, болтает с молоденькой цветочницей! Эй! Жан!
– Это ни на что не похоже! – проговорил с видимым нетерпением де Нанжери подбежавшему к экипажу лакею.
Жан еще очень молод, ему, кажется, нет и двадцати лет. Он, сконфузясь, торопливо извинился и ловко вскочил на козлы, рядом с кучером.
– О-о! Мосье наш не в духе, наверное, проигрался, – проворчал Жан, как бы себе под нос, но чтобы слышали другие. – Не будет соваться не в свои дела…
В то время как отъезжала карета господина де Нанжери, маленькая цветочница подошла опять к испанцу.
– А ведь твои фиалки, действительно, принесли мне счастье! – сказал ей Пильвейра.
– Правда? Очень рада, сударь.
– Вот тебе луидор за твои счастливые цветочки. Не жалей, что сегодня здесь нет Марсьяка.
Этиола кокетливо присела.
– Ты, кажется, знаешь молодого лакея, с которым сейчас разговаривала? – спросил Пильвейра.
– Как же, сударь! Это Жан. Мы воспитывались вместе в Пре-Сен-Жерве.
– Ты не знаешь, давно он служит у этого мосье?
– Уж около года, сударь. Отец мосье де Нанжери привез его в свой замок из Парижа, так как желал, чтобы сын его имел непременно лакея парижанина. Но почему расспрашиваете вы меня об этом?
