Жорж Сименон - Негритянский квартал
— Козырь и козырь, туз и старшая десятка!..
Эжен подсчитывал и записывал очки. Кристиан только что побывал у парикмахера, и его темные, как никогда тщательно подвитые волосы распространяли сладкий запах духов.
— Кстати, Джо… — начал Кристиан, сдавая карты.
Дюпюш сразу понял, в чем дело, потому что братья Монти как по команде приняли деловой вид.
— Я хотел спросить тебя… Ты не будешь против, если я приглашу твою жену на праздник в морском клубе?
Дюпюш ответил спокойно, невозмутимо и совершенно естественно:
— Нисколько.
Ответ прозвучал так, что все засомневались, не притворяется ли Дюпюш. Но он не притворялся. Игра продолжалась, хотя Кристиан и заторопился: ему надо было еще успеть переодеться и предупредить Жермену — праздник должен был состояться в тот же вечер. Как только набралась тысяча очков, он поднялся из-за стола, едва скрывая нетерпение.
— Сколько с меня, Фернан?
— Два круга. Стало быть, восемьдесят сантимов.
Конечно, расплачивались они не сантимами, а американскими центами, но между собой всегда называли центы сантимами, как это принято у панамских старожилов.
Машина Кристиана стояла у дверей. Все трое смотрели, как она тронулась. Эжен потянулся, зевнул и сказал:
— А я сегодня вечером должен сводить жену в кино.
Жены его никто никогда не видел. Только Дюпюш раза два заметил ее на балконе собственного дома, стоявшего в квартале, где были расположены посольства.
Ему рассказывали, что она молода, из хорошей семьи, дочь богатых родителей. Он знал еще, что несколько недель назад Эжен надеялся стать отцом, но роды случились преждевременные и ребенок родился мертвым.
Дюпюш представлял себе г-жу Монти хрупкой, чуть печальной женщиной, которая проводит жизнь среди диванов и подушек своей роскошной квартиры.
— Шикарный парень этот Кристиан! — уронил Фернан.
Он сказал это просто так, чтобы не молчать, но это была правда: любой другой и избалованный и богатый бездельник на месте Кристиана был бы невыносим, а Кристиан оставался хорошим парнем и отличным товарищем. Если он обгонял Дюпюша на своей машине, то обязательно останавливался и спрашивал:
— Куда идешь?
И подвозил Дюпюша, куда тому надо было, ждал, пока он выйдет, и вез его пить свежее пиво у Келли или в «Ранчо».
Три месяца прошли незаметно. Незаметно потому, что за это время ничего не случилось. Дюпюша выучили играть в белот и немножко говорить по-испански.
Впрочем, нет, одно событие все же произошло.
Дюпюш получил длинное письмо от Гренье. Гренье писал, что стал жертвой конкурентов, но битва еще не проиграна. В один прекрасный день он снова станет на ноги, и тогда страдания и выдержка Дюпюша будут вознаграждены.
«Продолжайте изучать язык, привыкайте к стране и климату. Пока я не могу перевести Вам денег, у меня описали все имущество, и я живу в скромной гостинице…»
Письмо было написано на бланке Фуке[6].
Дюпюш не нуждался в неопределенных обещаниях — он и без них ждал. Ждал, потому что это вошло у него в привычку. Вообще, он приобрел немало новых привычек; жизнь была заполнена множеством мелочей, которые порабощали его изо дня в день.
— Зайдешь после кино? — спросил у брата Фернан.
— Вряд ли. Жене захочется домой…
Игра кончилась, сказать друг другу им было нечего.
Они сидели в прозрачном кафе и курили, следя через окно за прохожими.
— А вот и Ника! — объявил Эжен.
Так звали теперь Веронику. Она открыла стеклянную дверь и остановилась на пороге, ожидая разрешения войти. Дюпюш знаком подозвал ее, она подошла и протянула руку.
— Добрый день! Можно мне чего-нибудь выпить?
Это тоже вошло в обычай, стало чем-то ритуальным.
Приятели Дюпюша приняли Веронику в свой кружок.
При встрече с ним без околичностей сообщали:
— Слушай, я видел Веронику; по-моему, она ищет тебя.
У Эжена тоже были любовницы, он менял их чуть ли не каждый месяц. Иногда не обходилось без скандала, так как женщины ни за что не хотели с ним расставаться. Одна даже написала на него жене анонимное письмо.
Бармен уже знал вкусы Вероники.
— Тебе с пеной?
В кафе Монти обычно бывало пусто. Дюпюш даже спрашивал себя, зачем Фернан держит это заведение?
Однако дни получки у рабочих восполняли выручку остальных дней недели.
— Ну ладно, я пошел.
Уходить Эжену совсем не хотелось. Он со вздохом пожал руку Фернану и Дюпюшу и вышел на улицу. Его машина стояла на углу.
Дюпюш подождал, пока Вероника допьет пиво. Затем поднялся.
— Как у тебя дела там? — спросила Вероника.
— Помаленьку.
Солнце зашло, Дюпюшу пора было на работу. Он пересек железнодорожный переезд. Вероника, как обычно, провожала его. На ней были лакированные туфли и смешная маленькая шляпка. Они миновали два кабака, большое кафе и вышли к тому углу, где стояла сосисочная.
Ключ от нее был у Дюпюша, два негра уже ожидали его. Он отпер дверь, негры принялись разводить огонь, а Дюпюш уселся за кассу, распаковывая пакетики с мелочью, и разложил ее по отделениям в ящике.
Когда-то он боялся этой работы, и это было естественно. Но ему не пришлось носить белой поварской куртки и подавать сосиски клиентам. Этим занимались негры, а Дюпюш был чем-то вроде управляющего. Его звали «патрон», он отвечал за кассу и заботился о товаре.
Первая жареная сосиска полагалась Веронике. Она не садилась на табурет, а прогуливалась неподалеку и медленно, чтобы продлить удовольствие, уничтожала сосиску, стараясь делать все это понезаметней. Обязанности Дюпюша не были обременительными. Он даже не должен был постоянно торчать за прилавком. Как только в кухне все было налажено, он мог пойти посидеть на террасе в кафе напротив или прогуляться по кварталу; правда, время от времени приходилось наведываться в сосисочную, чтобы негры не прикарманивали выручку.
За эту работу Дюпюш получал доллар в день и незначительный процент с оборота.
— Я видела твою жену, — откусив сосиску, — сказала Вероника.
— Сегодня?
— Два часа назад. Она входила в магазин Вуольто.
Запах кипящего масла разнесся по перекрестку. Подошел повар и попросил ключ от холодильника: надо было пополнить запас сосисок.
А ты уверена, что это была она?
— Конечно.
Вероника видела Жермену только издали. Неизвестно почему, она прониклась к ней благоговейным обожанием, в котором было что-то мистическое.
— Твоя жена такая красивая!
Это находил и Кристиан, и многие другие жители города. Дюпюш удивлялся. Он слишком привык к правильным чертам ее лица, к строгой белокурой красоте северянки. Она больше не волновала его.
