Жорж Сименон - Ночь на перекрестке
— Оставайся здесь!
Как и утром, Мегрэ сначала вошел в парк дома Трех вдов и уж затем проник в дом. В гостиной было накурено. Он несколько раз втянул носом воздух, быстро огляделся по сторонам и в углах заметил шлейфы дыма.
Пахло еще не остывшим табачным пеплом. Прежде чем подняться по лестнице, он инстинктивно положил ладонь на рукоятку револьвера. И вдруг заиграл патефон. Звучало то же танго, что и утром. Звуки музыки лились из комнаты Эльзы. Он постучал в дверь, и патефон сразу умолк.
— Кто там?
— Комиссар.
Негромкий смешок.
— Если это вы, то вам известно, как войти сюда. Я не могу вам открыть.
И опять сработала отмычка. На Эльзе было вчерашнее туго облегающее ее фигуру черное платье.
— Это вы помешали моему брату вернуться?
— Нет. Я его больше не видел.
— Значит, у Дюма не успели оформить платежную ведомость. Иной раз туда нужно наведаться вторично, во второй половине дня.
— Ваш брат пытался пересечь бельгийскую границу, и, судя по всему, ему это удалось.
Она посмотрела на него удивленно и с открытым недоверием.
— Карл бежал в Бельгию?
— Да.
— Вы, кажется, устраиваете мне проверку?
— Вы умеете водить?
— Водить что?
— Автомобиль.
— Нет, брат ни за что не захотел научить меня. Мегрэ почему-то вынул трубку изо рта, не снял шляпу с головы.
— Скажите, вы выходили из этой комнаты?
— Я?
Она рассмеялась. Рассмеялась звонко, от души. И еще сильнее, чем вчера, она излучала то, что американские кинематографисты называют sex-appeal[4].
Одна женщина очень хороша собой, но не обольстительна. Другая, с менее правильными чертами, напротив, наверняка вызывает в мужчинах желание или, по крайней мере, своеобразную чувственную нежность.
В Эльзе соединялось и то, и другое. Она была одновременно и женщина, и ребенок. Воздух вокруг нее был словно напоен сладострастием. И вместе с тем, когда она смотрела кому-нибудь в глаза, этот человек с удивлением обнаруживал незамутненные зрачки маленькой девочки.
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Менее получаса назад в гостиной на первом этаже кто-то курил.
— Кто же?
— Об этом я вас и спрашиваю.
— А откуда, по-вашему, мне это знать?
— Сегодня утром патефон был внизу.
— Это невозможно! Выходит, вы считаете, что… Скажите, комиссар, надеюсь, вы не подозреваете меня? У вас такой странный вид… Где Карл?
— Повторяю: он пересек границу.
— Неправда! Немыслимо! Чего ради он стал бы это делать? Уж не говорю, что он не оставил бы меня здесь одну. Это было бы совсем дико! Представляете, что станет со мной, если никого не будет рядом?
Эти слова сбивали Мегрэ с толку. Не переходя в другое душевное состояние, без демонстративных жестов, не повышая голоса, она впала в неподдельный патетический тон. Взгляд ее выражал растерянность, мольбу, замешательство.
— Скажите мне правду, комиссар. Ведь Карл невиновен, да? А если бы он и пошел на преступление, то только в результате умопомрачения. Мне становится страшно. В его семье…
— Были сумасшедшие?
Она отвернулась.
— Да. Его дед. Он скончался от приступа безумия. А одну из теток пришлось запереть в сумасшедший дом. Но Карл не таков, нет! Я его хорошо знаю.
— Вы не обедали?
Она вздрогнула, оглянулась и с удивлением ответила:
— Нет, не обедала.
— И вы не голодны? Уже три часа.
— Пожалуй, голодна. Да, в самом деле…
— В таком случае идите вниз и пообедайте. Нет никаких оснований держать вас по-прежнему под замком. Ваш брат не вернется.
— Неправда! Вернется! Не может быть, чтоб он бросил меня на произвол судьбы.
— Пойдемте.
Мегрэ был уже в коридоре. Озабоченный и насупленный, не переставая курить, он не сводил глаз с Эльзы.
Проходя мимо, она слегка задела его, на что он никак не отреагировал. Внизу она показалась ему еще более растерянной.
— Карл всегда подает мне еду. Я даже не знаю, есть ли в доме хоть что-нибудь съестное.
На кухне нашлась банка сгущенки и батон.
— Не могу, слишком разнервничалась. Оставьте меня… Нет, лучше не надо. Я никогда не любила этот отвратительный дом. А вот это что такое? Видите, вон там…
Через остекленную дверь-окно она указала на кошку, свернувшуюся клубком на газоне.
— Мне противны животные. Мне противна деревня. Вечно тут полно всякого шума и треска, от чего я прямо содрогаюсь. Где-то здесь живет сова, и ночью — буквально каждую ночь — я слышу ее жуткие крики.
Она боялась и дверей, с опаской глядела на них, словно за каждой ее подстерегали враги.
— Я не буду спать здесь одна. Не хочу!
— Телефон у вас есть?
— Брат хотел установить, но это оказалось для нас слишком дорого. Вы только подумайте — жить в таком огромном доме, с парком площадью уж не помню во сколько гектаров и не иметь возможности позволить себе ни телефона, ни электричества, ни служанки для грубой работы. И все это из-за Карла! Точь-в-точь похож на своего отца.
И вдруг она разразилась затяжным нервным хохотом.
Создалась нелепая ситуация: Эльзе не удавалось восстановить свое привычное хладнокровие, и в то время как грудь ее вздрагивала от этой мнимой веселости, глаза постепенно переполнялись страхом и тревогой.
— Что случилось? Что вас так сильно насмешило?
— Да ничего. Не надо сердиться на меня. Я вспомнила сейчас наше детство, воспитателя Карла, наш замок в Дании, многочисленных слуг, торжественные визиты, кареты, запряженные четверкой цугом. А здесь!..
Она нечаянно опрокинула банку со сгущенкой, подошла к двери-окну, прижалась лбом к стеклу и уставилась в парк.
— Я позабочусь о вас, вечером приставлю к вам человека для охраны.
— Да, пожалуйста… Или нет, не надо. Не нужна мне никакая охрана. Я хочу, чтобы вы сами пришли ко мне. Иначе мне будет страшно.
Теперь было трудно определить, смеется она или плачет. Она прерывисто дышала и дрожала всем телом. Могло показаться, что она кривляется, издевается над кем-то. Но также могло показаться, что она на волоске от нервного потрясения.
— Не оставляйте меня одну.
— Я должен работать.
— Но раз Карл сбежал…
— Вы считаете его виновным?
— Не знаю. Теперь уже не знаю. Раз он сбежал…
— Хотите, я снова запру вас в вашей комнате?
— Нет, мне нужно другое: завтра я хочу возможно раньше покинуть этот дом, этот перекресток. Хочу уехать в Париж, где улицы полны людей, где я опять окунусь в водоворот жизни. А сельская местность внушает мне страх. Сама не знаю, — и внезапно добавила: — Скажите, а в Бельгии Карла арестуют?
