Клод Изнер - Три невероятных детектива (сборник)
Усердно работая локтями, Виктор отбивался от сутолоки. Щурясь от ярчайшего света, он штурмовал подступы к Дворцу колоний. Вдруг возле каналов показалась Таша, которая шла решительной походкой, и ее маленькая шляпка над рыжим шиньоном поминутно подскакивала. Он машинально снял крышку с объектива «Акме», но она уже исчезла в густых зарослях бугенвилий, и оттуда почти сразу послышались громкие возгласы:
— Воздуху! Ему нужно воздуху!
— Расходитесь! Да отойдите же вы!
— Врача, скорее!
Виктор подбежал к подножию лестницы и уперся в скопище народа.
— Что происходит? — крикнул он, вцепившись в рукав одного из зевак.
— Кто-то грохнулся в обморок.
— Кто?!
— Э, да отпустите меня, я почем знаю?
Обогнув толпу, Виктор изо всех сил старался отыскать взглядом Ташу и наконец увидел, как она быстро идет к станции Декавиль, откуда можно доехать до Марсова поля. Почувствовав облегчение, Виктор упал на скамейку и только тогда понял, что весь взмок от волнения. Последовать за ней? Две погони в один день — это было чересчур. Завтра? Он может снова забежать в газету, а лучше — явится прямо на улицу Нотр-дам-де-Лоретт с букетом цветов.
Поравнявшись с почтовым бюро, он наткнулся на санитаров с носилками и трех полицейских. «Определенно, это уже привычная картина». Эта пришедшая на ум фраза тут же пробудила в памяти навязчивое видение: полураздетая Одетта, у которой ему приходилось проводить вечера и ночи, когда ее муж бывал в отъезде. Эти свидания радости ему не доставляли.
Он взглянул на часы: до Одетты у него еще оставалось достаточно времени, чтобы обработать негативы.
Лабораторию Виктор оборудовал в глубине подсобного помещения, в подвале книжной лавки. Чтобы туда пробраться, приходилось перепрыгивать через горы книг. В тесной комнатенке стояли стол, стул, раковина, керосиновая лампа с красноватым отливом, ванночки из цинка и фаянса. На этажерке — весы с набором гирь, станок для сушки негативов. На перегородке висели последние фото: чопорный Кэндзи, стоящий у магазина; мадам Пиньо, раскрывшая объятия своему сынку с таким самодовольным видом, что на фото четко обозначились все три ее подбородка; Кэндзи говорит с букинистом; незнакомка в ратиновом пальто, вышедшая на улицу де Ренн. Здесь был его мир, здесь он творил по своему вкусу все, что хотел. Никто не мог зайти сюда без приглашения.
Он снял редингот, облачился в потертую домашнюю куртку, приготовил ванночки, с наслаждением вдохнув едкий запах химикалиев. Через два часа снимки, сделанные после полудня, почти высохли. Два из них показались ему контрастнее других: детали на них выглядели ярче. На первом сенегалец Самба смотрел на проходившую мимо женщину с мышиной мордочкой. На втором была Таша — казалось, она вот-вот растворится в густых зарослях цветов. На ее лице застыла очаровательная гримаска, таинственная и задорная.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Суббота 25 июня
Лежа на кровати с балдахином, Виктор, приподнявшись на локте, смотрел на спящую рядом женщину с разметавшимися белокурыми волосами, чья рука лежала у него на животе, мешая ему незаметно подняться. Наконец он поменял позу и поднес к глазам будильник, стоявший на прикроватном столике.
— Спи, утеночек, — произнесла Одетта сквозь зевоту. — Видишь же, еще темно!
— Это оттого, что занавески задернуты. Двадцать минут одиннадцатого.
— Ммм, еще слишком рано… — пробормотала она, отбрасывая одеяло и прижимаясь к нему. — Поцелуй меня!
Он поспешно чмокнул ее в затылок и встал, чтоб отдернуть тяжелые бархатные шторы. Солнце позолотило пышные груди Одетты. Она тихонько вскрикнула, закрыв лицо.
— Ты мне цвет лица испортишь! Подай пеньюар.
Муслиновый пеньюар с рюшечками придавал ей сходство с абажуром. Накинув его, она, пошатываясь, пошла в туалетную комнату.
— Я, должно быть, ужасно выгляжу. Не вставай, я быстро вернусь, и мы позавтракаем в постели.
— Ну конечно, — проворчал он, — это чтобы я пролил половину кофе на простыни!
Несмотря на раздражение, он растянулся на матрасе. Он не хотел раздражаться с утра пораньше. Ночь оказалась лучше, чем он ожидал, Одетта умело возбудила его, и в темноте ему иногда казалось, что он обнимает Таша. Но сейчас придется обмениваться ласками и нежными словами с женщиной, о которой он уже давно не мечтает, и ему хотелось лишь одного: бежать.
Он успел пересчитать, сколько букетов фиалок разбросано по сиреневой ткани, которой обиты стены, когда появилась Одетта: волосы собраны в пучок, в руках — поднос.
— Я хочу уволить эту Денизу, она совсем не умеет готовить шоколад, сыплет какао прямо в молоко, вместо того чтобы делать, как я ее учила. Хочешь круассан, утеночек?
— Мне достаточно чашки кофе.
В одних кальсонах он встал и подошел к окну.
— Ты поедешь со мной, скажи, утеночек?
— У меня много работы.
— О, неужели ты хоть раз не можешь почувствовать себя свободным? Не забывай, скоро я уеду и буду от тебя далеко-далеко. Мне бы так хотелось, чтобы ты присутствовал на моих примерках! Я заказала платье, как у мадмуазель Режан, тонкого шелка, такое же восхитительно синее, и прострочено розовой ниткой. Шляпка совершенно плоская, соломенная, кремового цвета. Ты будешь в восторге.
— Несомненно, — буркнул Виктор, ища носки.
— Так решено, ты едешь? Потом мне надо будет заехать к Вьолэ за рисовой пудрой «Царица», и еще…
С тяжелым вздохом Виктор поплелся в туалет. Налив воды из кувшина в миску, он намазал лицо мыльным кремом и, глядя на себя в овальное зеркало, приступил к бритью. Дверь была открыта, и в зеркало он заметил, как Одетта опустилась на оттоманку за раскидистым пальмовым деревом в широком фарфоровом горшке. Она раскрыла газету и перелистывала страницы, не читая.
— Я довольна, что сняла на лето большую виллу на море, в Ульгате. Самое время уехать из Парижа, все модницы так поступают. Мадам Азам предлагает свои корсеты для верховой езды и лаун-тенниса, я заказала три, а еще зонтик, обшитый кружевами, с рукояткой из слоновой кости. Ты скоро ко мне приедешь?
— А муж?
— Ты прекрасно знаешь, утенок, Арман в Панаме, и раньше сентября он не вернется. Все канал да канал. Я в его делах ничего не понимаю, но он пишет, что у него проблемы, да это и к лучшему. Если ты не приедешь, я умру от скуки. Ну что, ты спасешь меня, утеночек?
— Наверняка дыра дырой, — произнес он тихо, проведя лезвием по намыленной щеке.
Одетта сложила газету, собралась было бросить ее на круглый столик, но ее привлекло какое-то сообщение на первой полосе.
