Жорж Сименон - Плюшевый мишка
Казалось, он считает секунды, как на бегах:
– Задержите!
Три, четыре, пять раз... Показался ребенок...
Внезапно случилось то, чего никогда еще не случалось С Шабо, но чего он уже давно боялся, хотя и не верил, что это когда-либо произойдет: автоматизм несрабатывал.
Это длилось, вероятно, так же недолго, как приступ панического страха на лестнице, то есть всего несколько секунд; вдруг изо всех пор у него брызнул пот и заструился по лицу.
Он сознавал, что случился срыв, сбой; он выпал из действия, из ритма, и мадам Рош сразу почувствовала неладное и подняла голову, устремив на него недоуменный и тревожный взгляд:
– Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?
– Напротив, вы все делаете как надо! Все очень хорошо. Ну, еще последнее усилие... Вдохните!..
Всю свою силу, всю волю напряг он, чтобы опять слиться с нею в одно:
– Задержите!
И снова он заколебался, не сразу вспомнив словосигнал, которого она ждала от него и которое он произносил столько раз...
– Тужьтесь! – вскричал он наконец с облегчением.
На этот раз он полностью овладел собой, обрел точность жестов, связанных чуть ли не математической последовательностью. Но мадам Дуэ заметила его нерешительность. Поняла ли она, что с ним происходит?
Высвободилась головка. Дальше уже было просто, но у него не проходило беспокойство, в голову лезли мысли о возможных и невозможных осложнениях.
– Еще раз... Глотните немного кислорода... Готовы? Вдохните... Задержите... Тужьтесь!..
Он держал в ладонях головку ребенка, бережно высвобождал плечики и повторял, напрягаясь вместе с нею:
– Тужьтесь... Сожмите кулаки... Еще... Еще...
Он раздвоился. Какой-то своей частью он продолжал работу, выполнял ритуальные жесты, и в то же время его одолевали тревожные мысли. Он был уверен, что забыл сделать что-то необходимое, и перебирал последовательно в уме все свои действия, даже усомнился, мыл ли он руки до локтя с мылом. Ему так и не удалось вспомнить, мыл или нет. Ну конечно же, он вымыл их и проделал все, что полагается. Да и мадмуазель Бланш, которая была рядом с ним, когда он готовился к приему родов, непременно бы ему напомнила, если б он что-нибудь забыл.
И к тому же перчатки рвутся редко...
Только что, в несколько минут, он потерял уверенность в себе – профессиональную уверенность. Руки женщины, сжимающие никелированные ручки, были мертвенно бледны. Стиснув зубы, она упорно смотрела на врача.
– Не тужьтесь больше...
Она не осмеливалась расслабиться и, пытая его взглядом, пробормотала:
– Вы его держите? Он живой?..
Он выпрямился, держа за ножки маленького мокрого человечка, и показал его матери.
– Это мальчик, профессор?
– Мальчик, и крупный... Вы же сами предсказали, что будет мальчик, разве не так?
Он перерезал пуповину и передал ребенка мадам Лашер, и мать попросила ее:
– Постарайтесь сделать ему хорошенький пупок, а то у моей девочки такой некрасивый!
Наступил перерыв – ждали, когда выйдет плацента. Ждать пришлось недолго, после чего сразу приступили к туалету роженицы. Напряженность спала. Младенец на весах заливался первым криком.
– Сколько он весит?
– Три килограмма восемьсот шестьдесят граммов... Вы уже знаете, как его назовете?
– Анри, в честь моего второго деверя, который живет на Антильских островах.
Мадам Рош посмотрела на врача, и взгляд ее омрачился:
– Вы ведь чего-то опасались, правда? Был миг, когда я почувствовала, что все идет не так, как вам хотелось... Теперь-то вы можете сказать мне правду... Что вас испугало?
– Ничего, уверяю вас...
– Я думаю, что...
Она замолчала.
– Ну, так что же вы думаете?
– Даже не знаю... Даже не смею этого выразить... Несколько минут мне казалось, что все мои усилия напрасны, что ребенок не живой... Я почти отчаялась... Покажите-ка мне его еще раз, мадам Лашер...
Наступила реакция, и она заплакала, а Шабо держал ее за руку и не знал, что ей сказать.
* * *
Выйдя из клиники, он застал последний солнечный луч, синеватую дымку над Булонским лесом и Вивиану, которая садилась за руль машины.
– Похоже, что вы недовольны. Но ведь все прошло хорошо, и мадам Рош оказалась права, предсказав, что родит мальчика...
Он согласно кивнул. Слова тут не имели значения. Годами страшился он того, что произошло с ним сегодня. Пожалуй, он думал об этом, даже принимая первые роды, еще будучи экстерном в больнице Брока.
– А вдруг я забуду все, чему учился?
Такое бывало с другими, например на экзаменах, особенно если к ним слишком усердно готовились. В какойто миг вдруг оказываешься в пустоте, и чем больше упорствуешь, тем больше мутится в голове.
Он слыхал, что подобный срыв бывает и у актеров, перед сотнями зрителей, даже если они десятилетиями выступали на подмостках. Иные в таких случаях не могли сдержать слез. Другие сжимали кулаки и с ненавистью смотрели в зал.
Хотя он быстро овладел собой, все же у него осталось убеждение, что никогда больше мадам Рош не войдет в клинику со своей обычной беззаботностью. Он вынудил ее усомниться в себе, тогда как ей следовало усомниться в нем.
Он виновен в том, что злоупотребил доверием пациентки, и он чуть было не велел Вивиане вернуться, чтобы пойти к мадам Рош и открыть ей правду.
Но и это было невозможно. Он успокоил бы свою совесть, но принес бы пациентке не пользу, а вред, потому что она перестала бы верить ему, а может быть, и вообще врачам.
Сестры-ассистентки, мадам Дуэ и мадам Лашер, запомнят этот случай, уж от них-то ничто не укрылось, и отныне они будут с беспокойством следить за всеми его движениями и поступками.
– А что, вы действительно не можете найти себе замену хотя бы на несколько дней и поехать куда-нибудь отдохнуть, в горы например?
Ему случалось вместе с Вивианой ненадолго уезжать в горы. И на Лазурный Берег. Уже три года семья Шабо не выезжала на отдых в полном составе – каждый отдыхал сам по себе.
У него не было никакого желания очутиться в горах вместе со своей секретаршей, еще меньше ему хотелось болтаться там в одиночестве, в каком-нибудь отеле или пансионе, под внимательными взглядами иностранцев, путешествующих парами.
В этот миг он почти уверился, что если согласится на предложение Вивианы, то никогда уже не вернется обратно. Он уже представил себе, как выходит из отеля, идет в лес, выбирает удобное место...
Он будет совершенно спокоен, может быть, даже на лице его застынет улыбка. Ему особенно нравилось представлять себе эту улыбку. Новость появится сначала в местном листке. Полицейские опросят персонал отеля. Затем им займутся парижские газеты:
"Известный врач... "
Как поступит с клиникой жена? Ее брат Филипп имеет долю в дохода с клиники и, вероятно, возьмет на себя административное управление, что, конечно, очень обрадует его.
