Джон Карр - Три гроба
— Слава богу!
— Но по крайней мере, я смог узнать полное собрание сочинений Шекспира, «Письма Йорика к Элизе» Стерна и «Опыт о человеке» Поупа. Это было настолько удивительно, что я обследовал книги целиком.
— Что же тут удивительного? — спросил Рэмпоул. — В любой библиотеке встречаются необычные книги, в том числе и в вашей.
— Безусловно. Но предположим, ученый француз хочет читать книги английских авторов. Он будет читать их по-английски или во французском переводе, но никак не в венгерском — это чересчур изощренное удовольствие. Иными словами, это книги не венгерских и даже не французских авторов, на которых француз мог бы практиковаться в венгерском языке, а произведения английских писателей. Следовательно, родным языком того, кому они принадлежали, был венгерский. Когда я обнаружил на форзаце одной из них надпись «Карой Гримо Хорват, 1898», все стало очевидно.
Но если его настоящая фамилия Хорват, почему он так долго это скрывал? Поразмыслите о словах «похороненные заживо» и «соляные копи», и это послужит вам указанием. Но когда вы спросили, кто в него стрелял, он ответил «Хорват», по-видимому имея в виду не себя, а кого-то другого с такой же фамилией. Пока я думал об этом, наш великолепный Миллс рассказывал вам о человеке в пабе по фамилии Флей. Миллс сказал, что ему почудилось в нем нечто знакомое, хотя он никогда не видел его прежде, и что его речь звучала пародией на речь Гримо. Все это наводило на мысль о брате. Гробов было три, но Флей упоминал только двух братьев. Очевидно, существовал и третий.
Тем временем в комнату вошла мадам Дюмон, обладающая явно славянской внешностью. Если бы я смог установить, что Гримо прибыл из Трансильвании, это помогло бы нам выяснить его прошлое. Но это следовало делать деликатно. Вы обратили внимание на резную фигурку буйвола на письменном столе Гримо? Что она вам напоминает?
— Во всяком случае, не Трансильванию, — проворчал Хэдли. — Скорее Дикий Запад — Баффало Билла,[18] индейцев… Погодите! Вы поэтому спросили ее, бывал ли Гримо в Соединенных Штатах?
Доктор Фелл виновато кивнул:
— Вопрос казался невинным, и она на него ответила. Понимаете, если бы он купил эту фигурку в американской лавке… Я побывал в Венгрии, Хэдли, когда был молод и только что прочитал «Дракулу».[19] Трансильвания была единственной европейской страной, где разводили буйволов[20] — их использовали как волов. В Венгрии соседствовали разные религии, но Трансильвания была унитарианской. Я спросил мадам Эрнестину о ее вероисповедании — оно оказалось соответствующим. Тогда я бросил гранату. Если связь Гримо с соляными копями была абсолютно невинной, это бы не имело значения. Но я назван единственную тюрьму в Трансильвании, где заключенных использовали для работ на этих копях. Я упомянул Зибентюрмен — по-немецки «Семь башен», — даже не сказав, что это тюрьма. Это почти доконало ее. Теперь вы, вероятно, понимаете мое замечание о семи башнях и стране, которая ныне не существует. Ради бога, пусть кто-нибудь даст мне спички!
— Они уже у вас.
Пройдя по коридору, Хэдли взял сигару у благодушно улыбающегося доктора Фелла и пробормотал:
— Да, это кажется достаточно логичным. Ваш выстрел наугад насчет тюрьмы сработал. Но ваше предположение, что эти трое — братья, всего лишь догадка. Думаю, это самая слабая часть вашей теории.
— Согласен. И что тогда?
— Только то, что это ключевой момент. Предположим, Гримо не имел в виду, что его застрелил человек по имени Хорват, а просто упоминал о себе в какой-то связи? В таком случае убийцей может быть кто угодно. Но если три брата в самом деле существуют, и он подразумевал именно это, то все упрощается. Мы возвращаемся к тому, что в Гримо стрелял Пьер Флей или его брат, и в любое время можем прищучить того и другого…
— А вы уверены, что узнаете брата, если встретите его? — задумчиво промолвил доктор.
— О чем вы?
— Я думал о Гримо. Он безупречно говорил по-английски и легко сходил за француза. Я не сомневаюсь, что он учился в Париже, и что мадам Дюмон изготовляла костюмы в оперном театре. Как бы то ни было, он околачивался в Блумсбери почти тридцать лет, ворчливый, добродушный, безобидный, со своей стриженой бородой и в квадратном котелке, сдерживая свирепый нрав и мирно читая публичные лекции. Никто никогда не видел в нем дьявола — хотя подозреваю, что он был коварным и ловким дьяволом. Он мог побриться, надеть твидовый костюм и выглядеть британским сквайром или кем угодно… Но меня интригует третий брат. Что, если он находится среди нас, скрываясь под какой-то личиной, и никто не догадывается, кто он в действительности?
— Вполне возможно. Но мы ничего о нем не знаем.
Доктор Фелл, пытающийся зажечь сигару, внимательно посмотрел на него.
— Это меня и беспокоит, Хэдли. — Он задул спичку и глубоко затянулся. — У нас имеются два теоретических брата, которые приняли французские имена: Шарль и Пьер. Есть и гипотетический третий брат. Для ясности будем называть его Анри…
— Надеюсь, вы не собираетесь утверждать, что знаете кое-что и о нем?
— Совсем наоборот, — отозвался доктор Фелл. — Я собираюсь подчеркнуть то, как мало мы о нем знаем. Нам известно о Шарле и Пьере, но у нас нет ни кусочка информации об Анри, хотя Пьер вроде бы постоянно упоминал его и использовал как угрозу. «У меня есть брат, чьи возможности куда шире и который очень опасен для вас. Мне не нужна ваша жизнь, а ему нужна… Я тоже подвергаю себя опасности, имея дело с моим братом». И так далее. Но в тумане не видно ни одной тени — человека или призрака. Это беспокоит меня, сынок. Я постоянно ощущаю его присутствие за кулисами — мне кажется, он держит все под контролем, используя в своих интересах бедного полубезумного Пьера и, вероятно, будучи таким же опасным для него, как для Шарля. Не могу избавиться от ощущения, что именно Анри поставил сцену в «Уорикской таверне», что он где-то рядом и наблюдает, что… — Доктор огляделся вокруг, словно ожидая увидеть кого-то в пустом холле. — Знаете, я надеюсь, что ваш констебль найдет Пьера и задержит его. Если он перестал быть полезным для Анри…
Хэдли закусил кончик уса.
— Да, — кивнул он, — но давайте придерживаться фактов. Предупреждаю, что раскопать их будет нелегко. Вечером я телеграфирую в румынскую полицию. Но если Трансильвания была аннексирована, в результате неразберихи могло погибнуть множество официальных документов. Ладно, займемся Мэнгеном и дочерью Гримо. Кстати, я не вполне удовлетворен их поведением…
— Почему?
