Джон Гришэм - Дело о пеликанах
— А что эти люди — профессиональные убийцы? — спросил Коул.
— Они не рекламируют это, как вы понимаете. Я сомневаюсь, что какая-либо группировка сама совершила эти убийства. Они просто наняли убийц и спрятали концы в воду.
— Так кто же убийцы? — спросил президент.
— Мы можем никогда не узнать этого, честно говоря.
Президент встал, чтобы размять затекшие ноги. Нелегка ноша президента. Он посмотрел с улыбкой на Войлза.
— У вас трудная задача, — это был голос заботливого отца, согретый теплотой и пониманием, — я не завидую вам. Если возможно, мне бы хотелось ежедневно к пяти часам вечера иметь доклад на двух страничках, отпечатанный через два интервала, о ходе расследования. Если случится какой-либо прорыв, я жду от вас немедленного звонка.
Войлз кивнул, но ничего не сказал.
— Я провожу пресс-конференцию в девять утра, и мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали на ней.
Войлз кивнул, но опять ничего не сказал.
Секунды шли, и все молчали. Войлз с шумом поднялся и подтянул пояс на френче.
— О да, мы уходим. У вас эфиопы и все такое.
Он передал заключение баллистической экспертизы и результаты вскрытия Коулу, зная, что президент никогда не будет их читать.
— Спасибо за визит, джентльмены, — сказал президент с теплотой в голосе.
Коул закрыл за ними дверь. Президент быстро схватил клюшку.
— Я не ужинаю с эфиопами, — сказал он, пристально глядя на ковер и желтый мяч.
— Я знаю об этом и уже направил ваши извинения. В эти тяжелые часы кризиса, господин президент, вы должны находиться здесь, в этом кабинете, окруженный своими советниками и занятый трудной работой.
Президент поддал по мячу, и тот закатился точно в лунку.
— Мне надо поговорить с Хортоном. Эти кандидатуры должны быть безупречными.
— Он представил предварительный список из десяти кандидатов. Кандидатуры вполне приличные.
— Мне нужен молодой белый консерватор, выступающий против абортов, порнографии, гомосексуалистов, контроля за распространением оружия, расовых квот и прочей чепухи.
Он промахнулся и раздраженно сбросил ботинки.
— Мне нужны такие судьи, которые ненавидят наркоманов, преступников и предпочитают смертную казнь. Понимаешь?
Коул звонил по телефону и одновременно кивал в знак согласия со своим боссом. Он подберет нужные кандидатуры и убедит президента.
Льюис К.О. сидел с директором на заднем сиденье неприметного лимузина, отъехавшего от Белого дома и медленно прокладывавшего путь по переполненным в час пик улицам. Войлзу нечего было сказать. В эти первые часы трагедии пресса все еще неистовствовала. Репортеры кружили как воронье. По меньшей мере три комитета в конгрессе объявили о слушаниях и расследованиях по делу об убийствах судей. А тела еще не успели остыть. У политиков кружились головы, и они, расталкивая друг друга, лезли в центр внимания. Одно скандальное заявление следовало за другим. Сенатор Ларкин из Огайо ненавидел Войлза, а Войлз ненавидел сенатора Ларкина из Огайо, поэтому сенатор созвал пресс-конференцию тремя часами ранее и объявил, что его подкомитет немедленно займется расследованием того, как ФБР обеспечивало охрану двух погибших судей. Но у Ларкина была подружка, и довольно юная, а ФБР имело кое-какие фотографии, и Войлз был уверен, что расследование может быть отложено.
— Как президент? — спросил наконец Льюис.
— Который?
— Не Коул, а тот, другой.
— Цветет. Просто цветет, хотя ужасно страдает по поводу Розенберга.
— Надо полагать.
Они ехали молча к зданию Гувера. Ночь предстояла долгая.
— У нас появился новый подозреваемый, — сказал Льюис после затянувшейся паузы.
— Ну-ка, скажи.
— Человек по имени Нельсон Манзи.
Войлз медленно покачал головой:
— Никогда не слышал о нем.
— И я тоже. Это долгая история.
— Изложи мне вкратце.
— Манзи — очень богатый промышленник из Флориды. Шестнадцать лет назад его племянница была изнасилована и убита американцем африканского происхождения по имени Бак Тирон. Девочке было тринадцать. Чрезвычайно зверское изнасилование и убийство. Я избавляю вас от подробностей. Манзи не имел детей и боготворил свою племянницу. Суд над Тироном проходил в Орландо. Его приговорили к смертной казни. Преступника тщательно охраняли, потому что угрозы сыпались отовсюду. Некие евреи — адвокаты крупной нью-йоркской фирмы — без конца строчили всевозможные апелляции, и в 1984 году это дело попало в Верховный суд. Дальше вы догадываетесь: Розенберг возлюбил Тирона и стряпает эту нелепую Пятую поправку о самоинкриминации, чтобы исключить из дела признание, которое подонок сделал через неделю после его ареста. Собственноручное признание Тирона на восьми страницах. Нет признания — нет дела. Далее Розенберг пишет путаное решение, принятое пятью голосами против четырех, и отменяет постановление суда. Чрезвычайно путаное решение. Тирона освобождают из тюрьмы. Через два года он исчезает и больше не появляется. Ходят слухи, что Манзи заплатил, чтобы Тирона кастрировали, изувечили и скормили акулам. Только слухи, как говорят власти Флориды. Затем, в 1989 году, явный наемный убийца расстреливает главного адвоката Тирона, человека по имени Каплан, возле его квартиры в Манхэттене. Какое совпадение.
— Кто намекнул тебе об этом?
— Два часа назад мне позвонили из Флориды. Они убеждены, что Манзи отвалил кучу денег, чтобы убрать Тирона и его адвоката. Они только не могут доказать это. У них есть анонимный информатор, который говорит, что знает Манзи, и время от времени поставляет им сведения. Говорит, что Манзи уже несколько лет ведет разговоры об устранении Розенберга. Во Флориде считают, что он слегка сдвинулся после убийства племянницы.
— Какое у него состояние?
— Достаточное. Миллионы. Никто точно не знает. Он очень скрытный. Во Флориде убеждены, что он способен на это.
— Давай проверим. Звучит интересно.
— Я займусь этим сегодня вечером.
— Ты уверен, что тебе надо три сотни агентов на это дело?
Войлз прикурил сигару и опустил стекло.
— Да, может быть, даже сотни четыре. Нам нужно развязаться с этим дельцем, пока пресса не сожрала нас заживо.
— Это будет нелегко. Кроме пуль и шнурка, эти парни ничего не оставили после себя.
Войлз выпустил облако дыма в окно.
— Я знаю. Можно сказать, что сработано слишком чисто.
Глава 7
Главный с распущенным галстуком склонился над своим столом. У него был измученный вид. Трое судей и полдюжины клерков сидели в комнате и приглушенно переговаривались. Потрясение и усталость были очевидны. Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, выглядел особенно подавленно. Он сидел на небольшом диванчике и тупо смотрел в пол, пока судья Арчибальд Маннинг, исполнявший теперь обязанности старшего судьи, говорил о протоколе и похоронах. Мать Джейнсена хотела устроить небольшую частную епископальную службу в пятницу в Провиденсе. Сын Розенберга, адвокат по профессии, передал Рэнниену перечень указаний, подготовленных судьей после повторного удара, в котором он выражал желание, чтобы тело его было кремировано после гражданской панихиды, а пепел развеян над резервацией индейцев племени сиу в Южной Дакоте. Хотя Розенберг был евреем, он отказался от веры и объявил себя атеистом. Он хотел упокоиться вместе с индейцами. Рэнниен считал это уместным, но не сказал об этом вслух. В смежном кабинете шесть агентов ФБР пили кофе и нервно перешептывались. За день поступили новые угрозы. Некоторые из них появились сразу же после утреннего обращения президента. Уже наступили сумерки, и подходило время сопровождать оставшихся судей домой. Каждый имел по четыре агента в качестве телохранителей.
