Глэдис Митчелл - Убийства в Солтмарше. Убийство в опере
Все, кроме миссис Брэдли, уже легли. Слуги были на празднике, и потому она сама открыла и впустила меня.
Из парка, через который я только что прошел, доносились звуки духового оркестра, игравшего на танцах. Мы направились в библиотеку, где в камине горел маленький, но веселый огонек. Усадив меня, она спросила, не нужно ли мне позолотить ручку. Вот в каком я был состоянии — совершенно забыл, что на мне наряд цыганки! Мой распахнувшийся плащ, нечего и говорить, открыл ястребиному взору миссис Брэдли красную юбку. Я нахмурился и покачал головой.
— Нет, у меня весьма важная новость. Викария нигде нет. У него вышла… э-э… размолвка с сэром Уильямом сегодня вечером, и мы волнуемся, ведь…
— Бедняга, возможно, лежит где-нибудь в карьере со сломанной шеей, — продолжила эта жуткая дама.
— Я серьезно, — сдержанно ответил я. Ее шутка показалась мне неуместной.
— Так и я тоже, молодой человек. — И она ткнула меня под ребро твердым, как железный болт, пальцем. — Значит, нужно поспешить — вдруг он еще жив.
— А сэр Уильям дома?
— Да. И вообще я не верю, что он мог причинить викарию вред, однако пойдем и проверим.
— Но не в каменоломни же?
— Почему нет? Я всегда считала их сущим подарком для недалекого убийцы, у которого все же достанет сообразительности столкнуть жертву вниз и оставить умирать, а потом просто держать рот на замке, а нервы в узде.
— А как же следы?
— Детский сад! — бросила миссис Брэдли с неприятно задевшей меня колкостью. Я из тех мужчин, которые считают женщин нежным полом, и все такое.
Потом мы шли через парк, пробираясь сквозь толпы народа. Мы заглянули к констеблю Брауну, прихватили с собой и его, и двоих его квартирантов, студентов Миллера и Бонда, приехавших в Солтмарш позаниматься в тишине, и двинулись к дому викария проверить, не вернулся ли Куттс. Он не вернулся. Пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать нытья Уильяма, рвавшегося пойти с нами.
Мы отправились на каменоломни. У миссис Брэдли был мощный фонарик, Браун взял свой полицейский фонарь, а студенты сняли фары с велосипеда и автомобиля.
Я шел с миссис Брэдли, и, когда мы поднимались по неровной тропе, ведущей в каменоломни, меня посетила мысль, которой я и поделился с Брауном.
— Мистер Берт, — он живет вон там, в Бунгало, — мог бы помочь нам в поисках. Не позвать ли его?
Браун, изнывающий под бременем тяжкой ответственности за сверхъестественное исчезновение Куттса, согласился, и мы двинулись по направлению к Бунгало.
В двух комнатах горел свет. Я постучал, но нам не открыли. Странно. Я постучал снова и стал ждать: никакой реакции. Наверное, Берт с Корой на празднике, решили мы и отправились дальше.
Эти каменоломни даже днем наводили на меня тоску. Ночью же там было просто страшно. Я думал о неогороженных карьерах, пытался вспомнить, где они находятся. Мы медленно продвигались по тропке, протоптанной частично человеческими ногами, частично копытами овец и пони. По дороге мы кричали, и нам отвечало необычное эхо. Некоторое время мы шли гуськом, потом миссис Брэдли сказала:
— Думаю, на следующей развилке нам лучше разделиться.
Поскольку у меня не было фонаря, я пошел за ней. За нами двинулся Миллер, а Бонд и Браун свернули налево.
Часа два мы кричали и прислушивались. Спускаться в карьеры не имело смысла; к тому же это было крайне опасно. Друг за другом мы следили по свету фонарей. Наконец, словно сговорившись, опять собрались вместе и решили вернуться в деревню. Констебль, наверное, не переставал удивляться, с чего вдруг мы все отправились на каменоломни, да и мне мысль о том, что сквайр в результате ссоры мог нанести викарию смертельное увечье, стала казаться смешной.
— Он, наверное, уже дома и клянет меня за паникерство, — сказал я миссис Брэдли.
— Очень хочется на это надеяться, молодой человек, — ответила она.
Я предложил проводить ее домой, но она и слышать не хотела; я, однако, не мог не выполнить долг перед слабым полом и потому поплелся за ней. Так, гуськом, мы все прошли через парк, где от нас отделились остальные участники поисков, и добрались до дверей Манор-Хауса.
Открыл нам сам хозяин; он был в пижаме.
— А, сэр Уильям, — сказала миссис Брэдли. — И где же вы оставили викария?
— Викария? Да на спортивном поле, чтоб он провалился! Упрямый, недалекий, самодовольный осел! — Тут он разглядел позади миссис Брэдли меня и добавил: — Да! И можете так ему и передать, Уэллс!
— То есть вы его не убивали? — по-идиотски спросил я.
— Да я бы с удовольствием, — злобно бросил сэр Уильям. — Так вы входите или нет? Давайте решайте, а то я, черт побери, хочу наконец закрыть дверь!
— Спокойной ночи. И вам, миссис Брэдли, — кротко сказал я. И побежал домой.
Там был и Браун, и студенты — все, кроме миссис Куттс. Она пришла минут через десять — белая как мел, — села за стол и забарабанила пальцами по скатерти. Она ходила проверять аллеи в парке.
Старина Браун снял шлем и, почесывая в затылке, твердил, что до утра ничего не сделаешь. Уильям стоял рядом с тетей, совершенно измотанный и напуганный. Бедняжка Дафни плакала, а два студента пытались подавлять зевки и изображали озабоченность. Было за полночь, и мы уже дошли до ручки.
Мне удалось убедить всех, что сквайр не нанес мистеру Куттсу никаких повреждений, и некоторый эффект это возымело. Браун и студенты стали поглядывать на дверь, Дафни выпрямилась и вытерла глаза, а у миссис Куттс на щеках появились розовые пятна. А юный Уильям вдруг завопил:
— Ух ты!! Его миссис Гэтти заперла, точно говорю! В часовне, как мистера Гэтти!
Все были потрясены. Какое разумное предположение! С нее вполне станется. И мы с Брауном отправились в Моут-Хаус, оставив Бонда и Миллера держать оборону.
Гэтти уже легли и незваным гостям не слишком обрадовались. Старый Гэтти, когда его вытащили из постели, чтобы задать несколько важных вопросов, не скрывал недовольства и сам стал спрашивать, какого, мол, черта, и все такое прочее. Оказалось, эта пташка спит в ночной рубашке! Нам прямо неловко было.
Услышав новость, он успокоился и стал сама любезность. Отправился в спальню — беседовали мы в гостиной, и с лестницы второго этажа на нас таращились перепуганные горничная и кухарка — и поднял с постели миссис Гэтти. Она вышла в пеньюаре, в волосах — папильотки, на носу — золотые очки. То ли она и спит в них, то ли без них чувствует себя неодетой.
— Викарий? — переспросила она.
— Да, — отвечали мы.
— Надо же!
— Да.
