Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения
— Предполагаемые горести ни в чем не повинных подозреваемых, даже и ваши в том числе, занимали далеко не первое место в моем списке приоритетов.
— А теперь вы позволите им обвинить в убийстве Кэролайн и Эми, которые обе мертвы и невиновны?
— Невиновны? В убийстве, разумеется, невиновны. Возможно, вы правы, и полиция сочтет для себя удобным прийти к заключению, что это сделали они — одна из них или обе сообщницы вместе. С точки зрения Рикардса, лучше, чтобы были двое погибших подозреваемых, чем ни одного арестованного. И ведь им это теперь никак повредить не может. Мертвые оказываются по ту сторону вреда — и того вреда, что причиняют они сами, и того, что причиняется им.
— Но это неверно. И несправедливо.
— Мэг, они же мертвы. Мертвы. Это не может иметь для них никакого значения. «Несправедливость» — всего лишь слово, а они теперь перешли ту грань, за которой кончается власть слов. Они не существуют более. Да жизнь вообще несправедлива. Если вы считаете своим призванием бороться с несправедливостью, сосредоточьте усилия на несправедливости по отношению к живущим. Алекс имел право получить этот пост.
— А Хилари Робартс, разве она не имела права жить? Я знаю, она была не очень приятным человеком и даже не очень счастливым. И у нее, очевидно, нет близких родственников, которые горюют о ней. Она не оставила сиротами малолетних детей. Но вы отняли у нее то, чего никто никогда не сможет ей возвратить. Она не заслуживала смерти. Может быть, и никто из нас не заслуживает, во всяком случае — такой. Мы даже таких, как Свистун, уже не вешаем. Мы чему-то все-таки научились со времен виселиц на Тайберне[73] и сожжения Агнес Поули. Хилари Робартс не сделала ничего, что заслуживало бы смерти.
— А я и не утверждаю, что она заслуживала смерти. И совершенно не важно, была ли она счастлива, бездетна — и даже приносила ли кому-нибудь пользу, кроме себя самой. Я говорю лишь, что мне нужно было, чтобы она умерла.
— То, что вы говорите, такое зло, что это просто недоступно моему пониманию. Элис, то, что вы совершили, ужасающий грех.
Элис рассмеялась. Она смеялась звучно, почти радостно, будто слова Мэг ее на самом деле позабавили.
— Мэг, — сказала она, — вы не перестаете меня удивлять. Вы пользуетесь словами, давно исчезнувшими из повседневного обихода, даже из обихода церкви, так, во всяком случае, мне говорили. То, что подразумевается под этим простым, коротеньким словом, совершенно недоступно моему пониманию. Но если вам так необходимо рассматривать все это в теологическом свете, вспомните Дитриха Бонхёффеpa.[74] Он писал: «Порой нам необходимо быть виновными». Что ж, мне необходимо быть виновной.
— Быть виновной — да, конечно. Но не чувствовать своей вины. Должно быть, так гораздо легче.
— Но я чувствую свою вину! Меня заставили чувствовать свою вину с самого детства. И если в самой глубине своего существа ты ощущаешь, что даже не имеешь права жить, тогда еще одна причина почувствовать свою вину вряд ли так уж много значит.
Мэг думала: «Ведь мне теперь никогда не удастся не знать, не удастся забыть о том, что происходит сейчас, здесь, в этот вечер. Но мне надо знать все. Даже то знание, что обретаешь ценой невыносимой боли, лучше, чем полузнание». И она произнесла:
— В тот вечер, когда я пришла сюда сказать вам, что Копли уезжают к дочери…
Элис перебила ее:
— В пятницу, после того званого обеда. Тринадцать дней тому назад.
— Всего лишь? А кажется, это было в ином временном измерении. Вы пригласили меня прийти поужинать с вами, когда я вернусь из Нориджа. Это планировалось как часть вашего алиби? Вы даже меня хотели использовать?
Элис взглянула на нее.
— Да, — сказала она. — Простите меня, Мэг. Вы должны были быть здесь около половины десятого, как раз вовремя — я успела бы вернуться, и в духовке был бы горячий ужин.
— Который вы приготовили бы заранее. Вполне безопасно, при том, что Алекс ничего не заметил бы, он ведь был на АЭС.
— Именно так это и было задумано. Когда вы отказались, я не стала уговаривать. Это могло показаться подозрительным потом, слишком похоже на попытку создать алиби. Да и, помимо всего прочего, вас ведь невозможно уговорить, вы не меняете своих решений, не так ли? Никогда не меняете. Но самый факт приглашения мог помочь в случае нужды. Ведь в нормальных условиях никакая женщина не станет приглашать подругу на ужин, пусть и простой ужин вдвоем, если она в это время готовится совершить убийство.
— Но если бы я согласилась, если бы появилась здесь в половине десятого, это ведь было бы неловко, учитывая неожиданное изменение в ваших планах? Вы не смогли бы поехать в Скаддерс-коттедж, чтобы обеспечить Райану Блэйни алиби. А кроссовки и пояс остались бы у вас.
— Кроссовки были бы самой большой проблемой. Я не думала, что их будут хоть как-то связывать с убийством, но мне необходимо было отделаться от них до наступления утра. Я никак не могла бы объяснить, откуда они у меня взялись. Возможно, я их вымыла бы и спрятала подальше, надеясь, что представится случай отнести их назад, в этот сундук, на следующий же день. Правда, мне пришлось бы найти какой-то другой способ обеспечить Райану Блэйни алиби. Может быть, я сказала бы вам, что не смогла ему дозвониться и что нам вместе надо поехать и сообщить ему, что Свистун умер. Но это все пустые теории. Я не беспокоилась. Вы сказали, что не сможете прийти, и я была уверена, что не придете.
— Но я пришла. Не на ужин. Но пришла.
— Да. Почему, Мэг?
— Чувство подавленности после тяжелого дня, огорчение из-за отъезда Копли, необходимость повидать вас. Меня привлекал не ужин. Я рано поужинала дома и пошла через мыс к вам.
Но было еще кое-что, о чем она во что бы то ни стало хотела узнать. Она сказала:
— Вы знали, что Хилари ходит плавать после начала передачи «Новости дня». Я думаю, почти все знали, что она любит плавать по вечерам. И вы столько сделали, чтобы обеспечить Райану Блэйни алиби на девять пятнадцать или чуть позже. А что, если бы труп обнаружили только на следующий день? Совершенно очевидно, что ее не хватились бы до тех пор, пока не выяснилось, что она не вышла на работу в понедельник утром. Тогда кто-нибудь позвонил бы ей домой выяснить, не заболела ли она. Могли даже до вечера понедельника подождать, прежде чем начать выяснять, в чем дело. Она могла пропустить вечернее купание и пойти плавать утром.
— Патологоанатом обычно может определить время смерти довольно точно. Но я знала, что ее обнаружат в тот же вечер. Я знала, что Алекс обещал заехать к ней, когда будет возвращаться со станции. Он как раз и ехал туда, когда встретил Адама Дэлглиша. Ну, теперь, мне думается, вы знаете все, кроме того, что касается кроссовок. В воскресенье, перед вечером, я прошла через сад к черному ходу старого пасторского дома. Я знала, что дверь черного хода в это время открыта, а вы все заняты — пьете чай. С собой у меня была сумка с несколькими вещами для распродажи, на случай если меня заметят. Но меня не заметили. Я выбрала туфли помягче, легкие и приблизительно моего размера. И один из поясов.
