Буало-Нарсежак - Современный французский детектив
Теперь, когда я удостоверился, что вы спите, мне надо было как можно скорее вернуться на авеню Моцарта. И все же я не удержался и, хотя это было безрассудством, сделав несколько шагов, подошел к вам настолько близко, что услышал ваше дыхание. Я впервые увидел вас без очков, и вы показались мне еще более незнакомой, чем днем. Наверное, с минуту я рассматривал вас. И тут случилось такое, отчего у меня замерло сердце. Вы заговорили. Вы отчетливо, как наяву, произнесли несколько слов. Вы сказали в ритм своего дыхания: "Убейте меня, прошу вас, убейте меня". Не спуская с вас глаз, я медленно попятился к двери. Я ушел. До авеню Моцарта я добрался пешком, неся в руках свой бумажный мешок.
Дома я разыграл ту же комедию, что и у Коба, на сей раз для прислуги, которая спит в задней комнате. Я громко разговаривал с Анитой, которая якобы была рядом. А она как раз в это время должна была позвонить. С минуты на минуту я ждал звонка в нашей спальне. У меня было еще много дел, но я заставил себя караулить у телефона, чтобы прервать звонок, как только он раздастся. Но вот уже часы показали пять, сквозь шторы в комнату стал просачиваться утренний свет, я услышал первые звуки просыпающегося города.
С Анитой, верно, случилось что-то серьезное. Чем больше проходило времени, тем яснее я понимал, насколько безумна наша затея. И вдруг звякнул телефон, почти не нарушив тишину. Я схватил трубку и услышал какое-то бульканье. Это была Анита, но далеко, так далеко от той жизни, которой я желал для нас, о которой я мечтал для нас, для Мишель. Она разыграла все, как я ей велел, на случай, если нас будут подслушивать. Она сказала, что говорит Дани Лонго, что она сейчас находится под Аваллоном на машине, и добавила условленную фразу, которая означала, что все идет по предусмотренному плану, а именно: "Мсье Каравей, ковер у меня в багажнике". Она сказала также, что позвонила Бернару Тору, якобы узнать наш номер телефона. Мне известно, что этот художник — самый близкий вам человек, если не считать того подражателя Гари Куперу, который, когда вы забеременели, бросил вас.
Закончив разговор с Анитой, я сжег все разорванные в клочки фотографии и негативы, которые были у меня в бумажном мешке, и выбросил пепел в мусоропровод на кухне. Потом я торопливо упаковал три чемодана — один для Мишель, другой для Аниты и третий для себя. Я запихнул туда те вещи, которые, на мой взгляд, могли потребоваться в первую очередь. В чемодан Аниты я сунул ее драгоценности и чек на все деньги, которые лежат у меня в парижском банке. Мой основной капитал находится в швейцарских банках, там же оформлены доверенности на Аниту. Думаю, денег и ценных бумаг у меня достаточно, чтобы при любом исходе дела обеспечить моей дочери жизнь принцессы. Кроме того, Анита сумеет отстоять оставленное мною богатство. В ту минуту, когда я уже собирался уйти из своей комнаты, в халате вошла Мария, наша горничная-испанка. На своем ломаном французском языке она пискливым голосом спросила, не нужна ли она мне. Я ответил, что мы с женой уезжаем на праздники в Швейцарию, и, извинившись, отослал ее спать.
Я взял два чемодана в одну руку, третий — в другую и пешком вернулся в дом Коба. Было уже светло. Официанты кафе, не жалея воды, мыли тротуар около своего заведения. Мне хотелось и пить, и есть, но я не стал задерживаться. Подойдя к двери вашей комнаты, я прислушался: там царила тишина. Видимо, вы все еще спали. Я отнес чемоданы на второй этаж и устроился в кресле, чтобы немного подремать. Я боялся, что, если лягу, то крепко усну. В половине восьмого на первом этаже по-прежнему было тихо. Я разделся и ополоснул над умывальником лицо и руки. Потом, достав из чемодана халат, надел его и спустился вниз. Я приготовил на кухне кофе, выпил две чашки сам, отнес чашку вам. Стрелки часов показывали восемь, утро было ясным. Пусть даже Анита запаздывает по сравнению с моим планом, все равно сейчас она уже едет по Южной автостраде. Через час, не позже, она должна быть здесь. Я очень тревожился, так как сам чувствовал большую усталость и понимал, что она, наверное, устала еще больше. Я вышел открыть ворота и гараж, чтобы Анита могла сразу въехать. Потом постучался к вам, и вы мне ответили.
Было больше половины десятого, когда появилась на "тендерберде" Анита.
Вы уже давно снова сидели за машинкой. Я направился к вам, чтобы отвлечь ваше внимание от сада. Анита вошла в дом с черного хода. Поднявшись на второй этаж, я увидел ее сидящей на краю ванны, оба крана были открыты.
Лицо у нее, естественно, осунулось, но выглядела она гораздо менее утомленной, чем я ожидал. Повязку и черные очки она уже сняла. У нее было одно желание — вымыться. Она говорила: "Смыть с себя все это". Глаза ее были широко раскрыты, взгляд — неподвижен. Все то время, что она рассказывала о своей поездке, которая длилась восемь часов, она не выпускала моей руки. Анита оставила следы "вашего" пребывания в Маконе, Турню, Шалоне-сюр-Сон, Аваллоне и еще у въезда на Южную автостраду, где она заправляла машину. Единственным событием, которого не предусматривал мой план, была встреча с жандармом на мотоцикле, остановившим ее за неисправность задних фонарей. Я помог ей раздеться и, пока она принимала ванну, заставил ее повторить весь рассказ. В Шалоне она сняла в гостинице номер на ваше имя, оплатила его вперед. Менее чем через полчаса незаметно выбралась на улицу и уехала. Непредвиденная встреча с жандармом произошла километрах в ста от Шалона, по дороге в Париж, возле Солье. Анита сказала, что нервы у нее были настолько напряжены — к тому же она знала, что в багажнике у нее лежит винчестер, — что она наверняка выстрелила бы в жандарма, если бы он захотел осмотреть машину. Даже сейчас, вспоминая об этом, она вздрогнула. И я тоже. Бернару Тору, а затем и мне она звонила из деревенского кафе, пока чинили фонари на "тендерберде", там же она оставила ваше белое пальто. В общем, из ее рассказа я понял, что она разыграла свою роль отлично.
Я вынул из чемодана Аниты махровое полотенце и чистое белье, вытер ей спину. Стоя в белой комбинации, она попросила у меня сигарету. Она несколько часов не курила. Мы спустились на первый этаж. Воспользовавшись тем, что она разговаривает с вами, я положил в вашу сумочку все, что взял оттуда. Затем вышел в сад. В гараже я старательно протер сиденья "тендерберда". Коврик из Вильнева, ружье и коробку с патронами я отнес в подвал. Потом вернулся в дом, поднялся на второй этаж, побрился, надел чистую рубашку, костюм и поехал на такси в агентство. Там, в безлюдной мастерской, я отыскал папку со старыми макетами реклам для фирмы Милкаби.
Затем прошел в бухгалтерию, написал ваше имя на конверте для жалованья, вложил туда премиальные и еще триста франков, обещанных мною за срочную работу. Я позвонил нескольким коллегам, чтобы обменяться с ними впечатлениями о вчерашнем фестивале во дворце Шайо. Перед тем как вернуться в квартал Монморанси, я поехал к вам, на улицу Гренель. Я поднялся наверх и на двери вашей квартиры на видном месте прикрепил записку, в которой вы сообщали, что улетаете. В Отее, в каком-то кафе, куда я приехал уже на другом такси, я съел сандвич, выпил еще две чашки черного кофе и рюмку коньяку. Мне казалось, что конец моим мытарствам близок. Я считал, что уже одержал победу.
