Буало-Нарсежак - Морские ворота
Севр только что упустил свою смерть, и с изумлением вдруг понял, что ему все равно. Он спал лучше, чем обычно, и вот наступило утро среды. Еще часов тридцать! А потом он исчезнет навсегда. Он осознал наконец, до какой степени невозможно ему стало вернуться назад. Может быть, ему простят многое, но никогда — эти комичные похороны. Он презрел свой клан. Ему никогда не убежать достаточно далеко. Все утро он мучился этой мыслью. Куда скрыться? Что делать? В сорок лет трудно сменить профессию. Он что-то поел, стоя, как пассажир, боясь опоздать на поезд. Он так долго был настороже, и все же не услышал, как случилось то, чего он боялся. Дыхание бури заглушило скрипение лифта. Он даже не сразу распознал скрежет ключа в замочной скважине. Но когда дверь открылась и закрылась, он выронил консервную банку и прислонился к стене, не в состоянии двинуться с места. Кто-то пришел! Кто-то есть… Тут все время кто-то был… Сначала счетчики… будильник… Мгновение картины пролетали в голове, рука придерживала сердце, как пойманное животное, что кусается и царапается…
Погиб, у самой цели… Кто это?… Такой же бродяга!… Придется ли драться? Его ослепил прилив ярости. Он кинулся в прихожую и увидел женщину, прислонившуюся к двери, — у нее открылся рот, но крика не последовало, а рука с растопыренными пальцами, как в плохом фильме ужасов, закрыла лицо. Он остановился. Между ними стоял большой кожаный чемодан.
— Не прикасайтесь ко мне, — произнесла незнакомка.
Она глубоко вздохнула, на грани обморока. Он сделал шаг.
— Нет… Нет… Прошу вас… Вот деньги.
Она протянула ему сумочку, помеченную инициалами: Д. F, как и будильник.
— Я не грабитель, — сказал Севр.
К ней медленно возвращалось хладнокровие, но она так была потрясена, что руки ее бессильно висели вдоль тела. Она уронила ключи, но даже не пошевелилась, чтобы их подобрать. Через некоторое время, она прошептала:
— Можно мне сесть? Они оба были одинаково растеряны, и наблюдали друг за другом очень пристально, боясь каким-нибудь неловким жестом спровоцировать худшее. Но она пришла в себя быстрее его. Севр привык «чувствовать» клиента. Он сразу определил, что незнакомка из той категории женщин, с которыми невозможно торговаться, они вечно спорят, выступают, впадают в истерику, лишь бы за ними осталось последнее слово. Он нагнулся, подобрал связку и вставил ключ в скважину. Она опять испугалась, видя как он закрыл дверь и спрятал ключи в карман.
— Выпустите меня… Прошу вас, пожалуйста, выпустите меня… немедленно!
— Я не сделаю вам ничего плохого.
Опять столкновение. Она, наверное, спрашивает себя, уже не сумасшедший ли он. Он почувствовал, как ее глаза ощупывают его, пытаются восстановить его настоящее лицо, несмотря на бороду, морщины усталости, бледность страха. Чуть более уверенный в себе, Севр поднял чемодан и понес его в гостиную. Она последовала за ним и он снова почуял запах духов, который заметил в первый день. Она сразу же встала так, чтоб стол отгораживал ее.
— Верните мне ключи.
Теперь ее губы дрожали от гнева.
— Мне нужны ключи. Я у себя дома.
— Где мсье Фрек? Севр пока ведет, он угадал, что это лучшая тактика: заинтриговать ее, напугать, поддерживая любопытство.
— Вы его знаете?
— Где он?
— В Валенсии, естественно.
— Как вы добрались?
— На самолете.
— А потом?
— На автобусе.
— Он знает, что вы здесь?
— Ну и что? Первый штрих вульгарности. Он нашел то, что Дениза назвала бы «простотой», и очень быстро отметил все, что было в ней сомнительного: слишком высокая прическа, слишком подчеркнутый макияж, слишком пышная грудь, слишком яркий маникюр, слишком крупные перстни. Впрочем, элегантна. И, скорее, красива. Золотистая брюнетка. Солнце светится сквозь кожу. Но даже это смущало Севра. Как и глаза, немного на выкате, бархатисто-черные, скорее созданные для вспыльчивости, чем для злобы.
— Итак? Теперь вы меня выпустите?
— Нет.
— Полегче на поворотах! Думаете, вам это так пройдет?
— Постойте! А когда вы приехали?
— Да… только что… Вот сейчас слезла с автобуса.
— Скажите мне правду. Вы здесь уже несколько дней. Не лгите, я знаю.
— Вы совершенно…
Она не договорила, пожала плечами.
— Мои ключи!
— Вы заходили к матушке Жосс?
— Нет… Говорю вам, нет. Только что приехала… А вы! Слушайте, кто вы такой? Ничего себе, манеры! Если уж тут кто и должен объясняться, так это вы, что, не так?
— Я сбежал.
На ее подвижном лице выражались малейшие чувства, преувеличиваясь, стилизуясь, как на лице актрисы. Она нахмурила брови; они были выщипаны и подведены, чуть-чуть удлинены к вискам. И криво улыбнувшись сказала:
— Сбежал? Придумайте что-нибудь получше.
Но он уже захватил ее, она ожидала продолжения.
— Не могу вам объяснить. Вы же видите: у меня нет никаких дурных намерений. Извините, что я вам навязываюсь. Просто, вынужден скрыться.
— От полиции?
— И да, и нет. Успокойтесь, я ничего не украл… никого не убил… Скажем, мне необходимо исчезнуть. Завтра вечером я уйду. Даю вам слово.
Она склонила набок голову, как домашнее животное, пытаясь понять смысл сказанных слов. Голос Севра удивлял ее. Это был голос порядочного человека, человека, привыкшего спокойно отдавать распоряжения.
— Могли бы спрятаться в другом месте, — сказала она. — Здесь или в другом месте, какая разница? А вы сами, почему вы приехали сюда в такое время года?
— Я могла бы ответить, что вас это не касается… Была проездом в Нанте. Узнала, что от бури на побережье много разрушений. И вот, решила посмотреть… Мне нравится эта квартира. Ну! Верните мне ключи!
— Но я ведь только что объяснил вам…
— Мне все равно. Убирайтесь!
На этот раз гнев подавил любопытство. Она, очевидно, не привыкла встречать возражения.
— Мне очень жаль, — произнес Севр. — Но я вынужден остаться здесь. Это почти вопрос жизни и смерти.
— Идите в другую квартиру. Здесь их хватает.
— Я договорился о свидании здесь.
Она презрительно засмеялась.
— В таком случае, уйду я. Не хочу вас стеснять. Откройте дверь.
— Нет. Никто не должен знать, что я здесь. А вы ведь все расскажете, разве не так?
— Так, можете быть уверены.
Она оглянулась вокруг. Севр понял, что она подыскивает, чем бы запустить ему в голову.
— Вы что думаете, что сумеете держать меня заложницей! Предупреждаю вас. Я буду кричать.
— Надеетесь, вас услышат в поселке?… Не беспокойтесь, поверьте мне. Я вас прошу, всего двадцать четыре часа.
— А если я пообещаю вам, что буду молчать, тогда отпустите?
— Нет.
— Не верите?
— Нет.
Они еще раз смерили друг друга взглядом. Потом она медленно стянула шубку, осталась в темном костюме, сняла жакет, под которым оказалась белая блузка, очень тонкая, но такая прилегающая, что сквозь нее видны были кружева лифчика, как сквозь мокрую ткань.
