Фриман Крофтс - Неуловимый убийца
– Две процедуры? Ну-ка, ну-ка… ч го ты имеешь в виду?
– Первое: нужно отдать эти две сотни Берту; второе: нужно вписать их в его налоговую декларацию.
– Радость моя, мы же обо всем с тобой договорились. Зачем навлекать на себя всякие неприятности.
– А, по-твоему, рисковать дальше, как мы рисковали все это время – это очень приятно? Нам просто повезло, что нас не поймали с поличным.
– Мы будем действовать так, как договорились, – твердо сказал Фрэнк. – Ты дождешься момента, когда Берт поручит тебе сдать в банк наличность и отдашь на двести фунтов больше, чем он велел.
– Он может заметить, что сумма на корешке банковской квитанции больше.
– Такой вариант мы с тобой тоже учли. Если заметит, изобразишь невероятную скорбь и раскаянье. Скажешь, что здорово его подвела и напомнишь тот разговор про двести фунтов, которые ты якобы отнесла по своей инициативе в банк. А па днях ты нашла эти деньги в своем столе, под бумагами. Возможно, он удивится, но вряд ли что-то начнет выяснять.
– Скорее бы все это было позади. Мне станет гораздо спокойнее.
– Не сомневаюсь, – сухо отозвался Фрэнк. – Теперь еще раз поговорим о декларации. Напоминаю. Скажешь ему, что сама ее составишь, а еще лучше – заверь его, что я мастер по части составления налоговых деклараций, и за скромное вознаграждение сделаю все в лучшем виде. Пошути, пококетничай, и он с радостью примет твою помощь.
Как всегда, Фрэнк знал ответы на все вопросы, и, как всегда, она ему уступила. Уступила, не ведая того, какая ей предстоит борьба, великая битва, которая вынудит ее принять одно из самых важных решений и, в сущности, повлияет на всю ее судьбу.
Битва эта началась в тот же самый вечер, в тог момент, когда она снова порадовалась, что все это вранье скоро кончится. На этот раз Фрэнк никак не отозвался на ее реплику, лишь пристально посмотрел, причем с явной насмешкой.
– Ты уверена? – помолчав, ласково спросил он.
Теперь она смотрела на него во все глаза.
– Что ты имеешь в виду? – резко спросила она. – Ты и сам знаешь, что кончится.
– Это я уже слышал. Но ты уверена, что оно должно кончиться?
– Что ты опять придумал? Нам нужно было двести фунтов, мы их получили. Что тебе еще нужно?
Он повернулся к ней всем корпусом.
– Милая моя девочка, – произнес он почти шепотом, но выразительным шепотом, – знаешь, сколько мы могли бы иметь денег, если продолжим игру? Примерно восемьсот фунтов в год! Восемьсот!
– Ну да. Если за три месяца двести, то за год восемьсот. Считать я тоже умею.
– Одно маленькое «но»: те двести фунтов, которые у нас есть, нам не принадлежат. Это деньги Берта. Но если… Ты понимаешь, о чем я!
В первый момент она ничего не поняла, но его многозначительный взгляд помог ей догадаться… догадаться о том, что он побоялся произнести вслух. Она вся окаменела.
– Я смотрю, тебе моя идея не нравится, – продолжил он, – но не нужно сразу вставать на дыбы. Сначала выслушай меня. Мы хотим иметь свой дом? Хотим. Но мы не можем его иметь, потому что у нас денег – кот наплакал. Но если к нашим зарплатам прибавить еще восемьсот фунтов… Ты поняла меня?
Далси наконец обрела дар речи.
– Фрэнк! Ты с ума сошел! Как ты мог подумать, что я…
– Радость моя, я не хотел тебя обидеть, – торопливо выпалил он. – Ты не совсем правильно меня поняла. Я же не призываю тебя кого-то… огорчать. Деньги эти, можно сказать, сами плывут в руки. Почему бы нам ими не воспользоваться? Сами пациенты даже ничего не заметят, с их-то деньжищами. Далси, старушка, честное слово, не стоит так расстраиваться. Тебе только кажется, что это так ужасно, а если вдуматься…
– Я не могу не расстраиваться, – сказала она, еле сдерживая слезы. – И мне кажется, что это – чудовищно!
– Попробуй понять, девочка моя, – в его голосе было столько нежности, что сердце ее разрывалось па части. – По большому счету тут нет никакого обмана. Государство всегда действовало по этим правилам, которые никоим образом не противоречат закону. Всегда и везде у богатых забирали немного денег, чтобы отдать их бедным. Веками проверенное правило, которому следуют все, хотят они этого или нет.
Теперь отчаянная борьба шла в мыслях самой Далси, еще более яростная, чем в тот раз, когда Фрэнк впервые предложил ей свой план с приписками. Страх и отвращение сменялись манящими картинами будущего, если она согласится… И эти картинки манили все сильнее. В конце-то концов, почему им не воспользоваться этими деньгами? Так трудно во всем разобраться, понять, где правда, где кривда, что допустимо, что нет, какая зыбкая грань… Жизнь проходит, а они с Фрэнком не могут позволить себе элементарного человеческого счастья, только потому, что у них мало денег. А некоторые купаются в этих деньгах, стоит только немного зачерпнуть из этой реки, совсем немного, и все устроится, и они будут наконец счастливы! До сего момента план Фрэнка действительно работал великолепно, ни одной осечки. И никому никакого урона, они же устраивали эти фокусы только с богачами, для которых их приписки – капля в той самой денежной реке. К тому же она не одна, а с Фрэнком…
Короче говоря, моральные принципы Далси стали куда более гибкими с того момента, когда она согласилась на первую уступку! Она и сама не знала, когда ее совесть окончательно умолкла, но вдруг всем нутром почувствовала, что не устоит перед искушением. Свое собственное жилье, любимый муж, она всю жизнь мечтала об этом. Что в сравнении с этим несколько устаревшие уже устои? Любая женщина на ее месте тоже бы согласилась.
И снова Фрэнк не стал ни на чем настаивать, лишь пылко поцеловал Далси, растроганно лепеча, какая добрая у него девочка, всегда готовая ради него идти наперекор собственным чувствам. Он очень ей благодарен, так как иметь свой дом, свой родной очаг – самая заветная его мечта. Больше на эту тему они не разговаривали, но утром он деловито принялся просматривать истории болезней очередных толстосумов – игра продолжалась.
Всю следующую неделю у пего был очень озабоченный вид, и однажды он как ни в чем не бывало заговорил об их афере:
– В нашем плане есть одна существенная недоработка. Меня с самого начала это беспокоило, но я не знал, как быть. Но теперь, кажется, нашел выход.
Далси вопрошающе на него посмотрела.
– Я говорю о прослушивании бесед шефа с пациентами. Это опасно. В любой момент пациент может неожиданно выйти в коридор, мало ли… плохо себя почувствует или сильно расстроится. Мы в любой момент можем погореть.
– Это уж точно, – с горечью подхватила она, но он не дал ей договорить:
– Глупо так рисковать. Но есть еще одна деталь, куда более неприятная… Сквозь стетоскоп я не всегда четко могу расслышать, шла речь о деньгах или нет. Я довольно часто действовал наугад.
