Агата Кристи - Избранное. Том 1
— Что насчет меня?
— Ваше имя было включено в список.
Блор стал пурпурным.
— Вы имеете в виду Лэндора? То было ограбление банка — Лондонского и Коммерческого.
Господин судья Уогрейв зашевелился и сказал:
— Помню. Я этим делом не занимался, но его помню. Лэндора осудили на основании ваших показаний. Вы расследовали то преступление?
Блор ответил:
— Да, я.
— Лэндора приговорили к пожизненной каторге, и он умер в Дартмуре[20] год спустя. Он был человек слабый.
Блор заявил:
— Он был мошенником. Именно он пристукнул ночного сторожа. Доказательства против него были вполне определенными.
Уогрейв медленно произнес:
— Кажется, вам выразили благодарность за умелое ведение дела.
Блор мрачно заявил:
— Я получил повышение.
И добавил хриплым голосом:
— Я только выполнял свой долг.
Ломбард засмеялся неожиданным звенящим смехом и сказал:
— Какие здесь собрались любящие долг и законопослушные люди! Я исключаю себя. Что вы скажете, доктор, о себе и о своей маленькой профессиональной ошибке? Нелегальная операция, а?
Эмили Брент с резким отвращением взглянула на него и немного отодвинулась.
Доктор Армстронг, прекрасно владея собой, добродушно покачал головой.
— Я совсем ничего не понимаю, — сказал он. — Эта названная фамилия ничего для меня не значит. Как там она: Клис? Клоуз? Право, не помню пациентку с такой фамилией и вообще, что был связан с чьей-то смертью. Признаюсь, я в полном недоумении. Это какая-то тайна. Конечно, много времени прошло. Может быть, то была одна из моих оперируемых в больнице. Очень часто больные поступают слишком поздно. И потом, когда пациент умирает, говорят, что во всем виноват хирург.
Он вздохнул, покачал головой и подумал:
«Я был пьян — вот что было, пьян… И оперировал! Нервы ни к черту, руки трясутся. Я ее убил, что там говорить. Бедняжка пожилая женщина, и операция была проще некуда, если бы я был трезв. Мне повезло, что в нашей профессии существует лояльность. Сестра, конечно, знала, подержала язык за зубами. Боже, какой это был шок! Именно он заставил меня взять себя в руки. Но кто мог об этом узнать… после стольких лет?»
IVВ комнате воцарилась тишина. Все смотрели украдкой или в открытую на Эмили Брент. Прошло минуты две перед тем, как она поняла, чего от нее ждут. Ее брови поднялись на узком лбу, и она произнесла:
— Вы ждете, что я что-нибудь скажу? Мне нечего сказать.
Судья спросил:
— Нечего, мисс Брент?
— Нечего.
Ее губы плотно сжались.
Судья погладил себя по лицу и кротко заметил:
— Вы оставляете за собой право на защиту?
Мисс Брент ледяным тоном ответила:
— Не может быть и речи ни о какой защите. Я всегда действовала в соответствии с указаниями своей совести. Мне не в чем себя упрекнуть.
В комнате витало неудовлетворенное ощущение. Но общественному мнению было нелегко поколебать Эмили Брент. Она была непреклонна.
Судья раза два прочистил горло и сказал:
— В таком случае наше дознание продолжается. Послушайте, Роджерс, кто еще есть на острове, кроме нас, вас и вашей жены?
— Никого, сэр. Никого.
— Вы уверены?
— Совершенно уверен, сэр.
Уогрейв сказал:
— Мне все еще не ясна цель нашего неизвестного хозяина, собравшего нас здесь. Но, по-моему, этот человек, кто бы он ни был, не совсем нормальный в общепринятом смысле данного слова. Он может быть опасным. И, по-моему, нам было бы неплохо как можно скорее отсюда уехать. Предлагаю отбыть сегодня ночью.
Роджере сказал:
— Прошу прощения, сэр, но на острове нет лодки.
— Совсем нет лодки?
— Да, сэр.
— Как же вы держите связь с материком?
— Фред Нарракотт, он каждое утро приплывает сюда, сэр. Он привозит хлеб, молоко, почту и берет заказы.
Господин судья Уогрейв сказал:
— Тогда, по-моему, было бы неплохо уехать завтра утром, как только прибудет лодка Нарракотта.
Раздался хор согласия, и только один голос высказался против. Против большинства высказался Энтони Марстон.
— Немного неспортивно, а? — сказал он. — Нам следует разнюхать эту тайну перед тем, как мы уедем. Больно все смахивает на детектив. Очень возбуждающе.
Судья ядовито заметил:
— Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я не особенно желал «возбуждений», как вы изволили выразиться.
Энтони с ухмылкой ответил:
— Жизнь законника ограничена! Я всей душой за преступление! Я пью за него!
Он взял свой бокал и одним глотком его осушил.
Наверное, слишком быстро. Он поперхнулся… сильно поперхнулся. Его лицо исказилось, стало пурпурным. Он разинул рот, ища глоток воздуха, потом соскользнул со стула, и бокал выпал из его руки.
Главая пятая
Это было столь внезапно и неожиданно, что все затаили дыхание и глупо таращились на бесформенную фигуру, съежившуюся на полу.
Потом доктор Армстронг вскочил на ноги и подошел к нему, встал на колени. Когда он поднял голову, в его глазах читалась озадаченность. Он произнес низким, каким-то благоговейным шепотом:
— Боже мой! Он мертв.
Они не поняли… Не сразу.
Мертв? Мертв? Этот юный скандинавский бог в расцвете здоровья и силы? Сражен в один момент. Здоровые молодые люди так не умирают — не умирают, поперхнувшись виски с содовой…
Нет, они не могли понять.
Доктор Армстронг вгляделся в лицо покойника. Он понюхал синие, скривленные губы. Потом взял бокал, из которого пил Энтони Марстон.
Генерал Макартур сказал:
— Мертв? Уж не имеете ли вы в виду, что этот парень просто поперхнулся и… умер?
Врач ответил:
— Можно сказать, что он поперхнулся, если вам так хочется, точнее, задохнулся. Он умер от удушья, асфиксии.
Он понюхал бокал. Окунул палец в остатки и очень осторожно притронулся им к кончику своего языка.
Выражение его лица изменилось.
Генерал Макартур сказал:
— Никогда не слышал, чтобы человек вот так вот умер… просто поперхнувшись!
Эмили Брент ясным голосом произнесла:
— И в расцвете жизни нас подстерегает смерть.
Доктор Армстронг встал и отрывисто сказал:
— Нет, он умер не просто от приступа удушья. Смерть Марстона не была естественной смертью.
Вера почти шепотом спросила:
— В виски… что-то… было?
Армстронг кивнул.
— Да. Что, точно сказать не могу. Но явно один из цианидов. Отличительного запаха синильной кислоты нет, вероятно, это был цианид калия. Он действует практически немедленно.
