Arthur Conan Doyle - Английский язык с Шерлоком Холмсом. Второй сборник рассказов
“This letter interested me deeply (это письмо крайне заинтересовало меня), because the chief difficulty in the study of catalepsy (поскольку главной трудностью в изучении каталепсии) is the rareness of the disease (является редкость этого заболевания). You may believe, then, that I was in my consulting-room (как вы понимаете, я был в своем кабинете) when, at the appointed hour, the page showed in the patient (когда в назначенный час слуга ввел пациента).
neither [ˈnaɪðǝ], authority [ɔ:ˈƟɔrɪtɪ], convenient [kǝnˈvi:nɪǝnt], patient [ˈpeɪʃ(ǝ)nt]
“What happened was this. Two days ago I received the letter which I now read to you. Neither address nor date is attached to it.
“‘A Russian nobleman who is now resident in England,’ it runs, ‘would be glad to avail himself of the professional assistance of Dr. Percy Trevelyan. He has been for some years a victim to cataleptic attacks, on which, as is well known, Dr. Trevelyan is an authority. He proposes to call at about quarter past six to‑morrow evening, if Dr. Trevelyan will make it convenient to be at home.’
“This letter interested me deeply, because the chief difficulty in the study of catalepsy is the rareness of the disease. You may believe, then, that I was in my consulting-room when, at the appointed hour, the page showed in the patient.
“He was an elderly man (это был пожилой человек), thin (худой), demure (скромный; demure — скромный, спокойный, сдержанный; трезвый, рассудительный, серьезный), and common-place (и ничем не примечательный) — by no means the conception one forms of a Russian nobleman (далеко не /соответствовал/ представлению, которое сложилось о /типичном/ русском дворянине; conception — понимание; представление). I was much more struck by the appearance of his companion (но гораздо больше меня поразила внешность его сопровождающего). This was a tall young man (это был высокий молодой человек), surprisingly handsome (удивительно красивый), with a dark, fierce face (с темным жестоким лицом), and the limbs and chest of a Hercules (сложен как Геракл: «конечности и грудь Геракла»). He had his hand under the other’s arm as they entered (когда они вошли, он поддерживал пациента под руку), and helped him to a chair with a tenderness (и помог ему сесть в кресло с такой нежностью) which one would hardly have expected from his appearance (которую едва ли можно было ожидать от /человека/ такой внешности).
“‘You will excuse my coming in, doctor (простите, что я вошел, доктор),’ said he to me, speaking English with a slight lisp (сказал он мне, говоря по-английски с легкой шепелявостью). ‘This is my father, and his health is a matter of the most overwhelming importance to me (это мой отец, и его здоровье является для меня делом огромной важности).’
“I was touched by this filial anxiety (я был тронут этой сыновней заботой).
‘You would, perhaps, care to remain during the consultation (может, вы хотите остаться = присутствовать во время консультации)?’ said I.
demure [dɪˈmjuǝ], handsome [ˈhæns(ǝ)m], Hercules [ˈhǝ:kjuli:z], filial [ˈfɪlɪǝl]
“He was an elderly man, thin, demure, and common-place — by no means the conception one forms of a Russian nobleman. I was much more struck by the appearance of his companion. This was a tall young man, surprisingly handsome, with a dark, fierce face, and the limbs and chest of a Hercules. He had his hand under the other’s arm as they entered, and helped him to a chair with a tenderness which one would hardly have expected from his appearance.
“‘You will excuse my coming in, doctor,’ said he to me, speaking English with a slight lisp. ‘This is my father, and his health is a matter of the most overwhelming importance to me.’
“I was touched by this filial anxiety.
‘You would, perhaps, care to remain during the consultation?’ said I.
“‘Not for the world (ни за что на свете),’ he cried with a gesture of horror (вскричал он с жестом ужаса = и замахал руками в ужасе). ‘It is more painful to me than I can express (для меня это невыразимая мука: «мучительнее, чем я могу выразить»). If I were to see my father in one of these dreadful seizures (если я увижу отца во время одного из этих ужасных приступов) I am convinced that I should never survive it (я уверен, я этого не переживу). My own nervous system is an exceptionally sensitive one (моя собственная нервная система крайне чувствительная). With your permission (с вашего позволения), I will remain in the waiting-room while you go into my father’s case (я подожду в приемной: «комнате ожидания», пока вы будете изучать болезнь моего отца; to go into — расследовать, тщательно рассматривать, изучать).’
“To this, of course, I assented (разумеется, я согласился: «на это, конечно, я согласился»; to assent — дать согласие, соглашаться), and the young man withdrew (и молодой человек удалился). The patient and I then plunged into a discussion of his case (а мы с пациентом приступили к обсуждению его болезни; to plunge — нырять; погружаться), of which I took exhaustive notes (и я сделал исчерпывающие записи /о ней/; to exhaust — исчерпывать). He was not remarkable for intelligence (он не был выдающимся интеллектом = это был заурядный человек), and his answers were frequently obscure (его ответы часто были нечеткими), which I attributed to his limited acquaintance with our language (что я приписал плохому знанию нашего языка: «ограниченному знакомству с нашим языком»). Suddenly, however, as I sat writing (вдруг, когда я сидел и записывал), he ceased to give any answer at all to my inquiries (он перестал отвечать на мои расспросы), and on my turning towards him I was shocked to see (и, повернувшись к нему, я с ужасом увидел) that he was sitting bolt upright in his chair (что он сидит на стуле очень прямо), staring at me with a perfectly blank and rigid face (и смотрит на меня, а лицо его совершенно бледное и неподвижное; rigid — жесткий, негнущийся, негибкий). He was again in the grip of his mysterious malady (его снова одолел /приступ/ загадочной болезни; to grip — схватить; сжать; овладеть; mystery — тайна, загадка).
seizure [ˈsi:ʒǝ], exhaustive [ɪɡˈzɔ:stɪv], acquaintance [ǝˈkweɪntǝns], rigid [ˈrɪʤɪd]
“‘Not for the world,’ he cried with a gesture of horror. ‘It is more painful to me than I can express. If I were to see my father in one of these dreadful seizures I am convinced that I should never survive it. My own nervous system is an exceptionally sensitive one. With your permission, I will remain in the waiting‑room while you go into my father’s case.’
“To this, of course, I assented, and the young man withdrew. The patient and I then plunged into a discussion of his case, of which I took exhaustive notes. He was not remarkable for intelligence, and his answers were frequently obscure, which I attributed to his limited acquaintance with our language. Suddenly, however, as I sat writing, he ceased to give any answer at all to my inquiries, and on my turning towards him I was shocked to see that he was sitting bolt upright in his chair, staring at me with a perfectly blank and rigid face. He was again in the grip of his mysterious malady.
“My first feeling, as I have just said, was one of pity and horror (моим первым чувством, как я только что сказал, было чувство жалости и страха). My second, I fear, was rather one of professional satisfaction (вторым, боюсь, была профессиональная радость; satisfaction — удовлетворение; удовлетворенность). I made notes of my patient’s pulse and temperature (я записал /частоту/ пульса и температуру пациента), tested the rigidity of his muscles (проверил твердость/застылость мышц), and examined his reflexes (и рефлексы). There was nothing markedly abnormal in any of these conditions (во всех этих состояниях не было ничего заметно отклоняющегося от нормы = все эти показатели были в пределах нормы), which harmonized with my former experiences (что соответствовало моим прежним случаям: «опытам»). I had obtained good results in such cases (я добивался хороших результатов в таких ситуациях) by the inhalation of nitrite of amyl (/применением/ ингаляции нитрита амила; to inhale — вдыхать), and the present seemed an admirable opportunity of testing its virtues (и теперешний /случай/ представлялся замечательной возможностью /лишний раз/ проверить эффективность этого средства; virtue — добродетель, достоинство; сила; эффективность: there is no virtue in such drugs — эти лекарства бесполезны/неэффективны). The bottle was downstairs in my laboratory (бутылка /с лекарством/ находилась в лаборатории внизу), so leaving my patient seated in his chair (поэтому, оставив пациента сидящим на стуле), I ran down to get it (я побежал за ней). There was some little delay in finding it (произошла небольшая задержка в нахождении ее = я не сразу нашел ее) — five minutes, let us say (минут пять; let us say — скажем; примерно) — and then I returned (и затем вернулся). Imagine my amazement to find the room empty and the patient gone (представьте мое изумление, когда я обнаружил, что комната пуста, а пациент исчез).
