Дороти Сэйерс - Возвращение в Оксфорд
— Что ж, он совершенно прав.
— Для женщины так говорить противоестественно! Он должен быть здесь, рыдать вам в простыни — и пусть международный скандал горит синим пламенем. — Лорд Сент-Джордж усмехнулся. — Жаль, что меня не было с ним в машине в понедельник утром. Пока он ехал от Уорикшира до Оксфорда, его пять раз остановили за нарушение правил. То-то мама обрадуется. Как ваша голова?
— Лучше. Там, кажется, скорее порез, чем ушиб.
— Ну и крови от этих ран на голове, да? Как поросенка режут. Что ж, хорошо хоть вы не «труп под крыльцом со скорбным лицом».[301] Вот снимут швы, и все будет в порядке. Только с этой стороны вы смахиваете на арестантку. Надо будет вас постричь, чтобы выровнять длину. Вот дяде Питеру радость — сможет носить у сердца ваши локоны.
— Тут вы заврались, — сказала Гарриет. — В семидесятые годы прошлого века он еще не родился.
— Он так стремительно стареет, что скоро и до шестидесятых доберется. Ему пойдут золотистые бакенбарды. По-моему, вам пора его спасать — не то кости его иссохнут и глаза затянутся паутиной.
— А вам с вашим дядей, — сказала Гарриет, — пора деньги брать за свое краснобайство.
Глава XXII
О нет, это еще не конец; конец — гибель и безумие! Я ведь лучше некуда, когда я безумен, тогда я храбрый малый, тогда я творю чудеса; а разум меня гнетет, и вот где мучение-то, вот где ад. По меньшей мере, сударь, отведите меня к одному из убийц — да будь он силен как Гектор, я порву его и стану таскать туда и сюда.
Бен Джонсон[302]Четверг. Тяжелый, мрачный, унылый четверг. Серое небо — как перевернутый ящик, из которого льется и льется скучный дождь. На половину третьего ректор назначила собрание в профессорской — безрадостная перспектива. Пострадавшие, все три, снова были на ногах. Гарриет сменила свои окровавленные бинты на неромантический пластырь, который страшно ей не шел. Голова у нее не болела, но словно бы собиралась заболеть. Мисс де Вайн смахивала на привидение. Энни, хоть физически пострадала меньше, казалось, все еще не оправилась от потрясения и понуро обходила комнаты, выполняя свои обязанности, — за ней неотступно следовала горничная из профессорской.
Ждали лорда Питера Уимзи: он обещал быть на собрании и поделиться важной информацией. Гарриет получила от него короткую записку в его характерной манере:
Поздравляю, что остались живы. Ошейник я у вас забрал, собираюсь выгравировать на нем свое имя.
Ошейника Гарриет уже хватилась. Она на удивление отчетливо представляла себе сцену, о которой знала со слов мисс Гильярд: предрассветные сумерки, Питер стоит у ее кровати, ничего не говорит, только все смотрит да вертит в руках кусок толстой кожи. Она была уверена, что увидит его утром, но он явился в самый последний момент, и встретились они только в профессорской, под взглядами многочисленных донов. Приехал он прямо из Лондона, не успев даже переменить костюм: лицо его над темными плечами казалось блеклым, как акварель. Он вежливо поздоровался с ректором и донами и лишь потом подошел к ней и взял ее за руку:
— Как вы себя чувствуете?
— В целом неплохо.
— Ну хорошо.
Он улыбнулся, отошел и сел рядом с ректором. Гарриет пристроилась возле декана на противоположном конце стола. Все, что было в нем живого, осталось у нее в ладони, как спелое яблоко. Теперь же доктор Баринг попросила его изложить суть дела, и он принялся излагать — сухо и невыразительно, будто секретарь, читающий протокол заседания. Перед ним лежала стопка бумаг, в том числе, заметила Гарриет, и ее досье — наверное, забрал у нее в понедельник утром. Но он не смотрел в записи и, казалось, обращался только к стоявшей перед ним вазе с календулами.
— Нет нужды тратить ваше время и рассматривать сейчас все детали этого запутанного дела. Для начала я обозначу несколько ключевых пунктов — как они представлялись мне на момент моего приезда в Оксфорд в прошлое воскресенье. Это основание, на котором я строю свою рабочую гипотезу. Затем я изложу вам саму гипотезу, представив улики, которые, надеюсь, вы сочтете убедительными. Здесь я хочу отметить, что практически все факты, необходимые для данного расследования, содержатся в досье, составленном мисс Вэйн, — когда я приехал, она передала мне этот ценный документ. Все остальные улики — результат того, что в полиции зовут «рутинной работой».
(Да, подумала Гарриет, вы выбрали более чем подходящий стиль для этой аудитории. Она оглядела собравшихся. Доны сидели не шелохнувшись, как прихожане на проповеди, но в воздухе повисло нервное напряжение. Они не знали, что им придется услышать.)
— Мы можем исключить из числа подозреваемых посторонних лиц — прежде всего на том основании, что выходки начались во время встречи выпускников, — продолжал Питер. — По сути дела, это было первой серьезной ошибкой злоумышленницы. Давайте в целях экономии сил и времени я буду называть злоумышленницу Икс — по давней и славной традиции. Так вот, если бы Икс потерпела до начала триместра, это существенно расширило бы круг подозреваемых. И потому я стал думать: что же на встрече выпускников так взволновало Икс, что она не смогла дождаться более подходящего времени? Представлялось маловероятным, чтобы враждебность со стороны Икс спровоцировал кто-либо из выпускниц, поскольку в осеннем триместре нападки возобновились. Однако в период летних каникул их не было. Соответственно, надо было найти человека, который впервые появился в колледже на встрече выпускников, а переехал туда осенью. Единственным человеком, который удовлетворял этим требованиям, оказалась мисс де Вайн.
Доны встрепенулись — словно бы поле заколыхалось под ветром.
— Первые два послания попали в руки мисс Вэйн. Одно из них выпало из рукава мантии и содержало обвинение в убийстве — из-за случайного совпадения можно было подумать, что оно мисс Вэйн и адресовано. Но, возможно, мисс Мартин помнит, что повесила мантию мисс Вэйн в профессорской рядом с мантией мисс де Вайн. Предположим, что Икс перепутала нашивки «Г. Д. Вэйн» и «Х. де Вайн» и положила записку не туда. Разумеется, предположение это невозможно доказать, но оно наводит на дальнейшие размышления. Допустим, произошла ошибка — и ошибка эта поначалу отвлекла внимание от главного объекта нападения.
Ровный голос его не дрогнул, когда он напомнил о том давнем обвинении, чтобы тут же отбросить его обратно в небытие, но рука, еще недавно сжимавшая ее руку, на секунду напряглась — и вновь расслабилась. Гарриет поймала себя на том, что не отводит взгляда от этой руки, следит, как она перебирает бумаги.
