Эллери Квин - Зубы дракона
Это было странное ожидание, смешанное с печалью, так как Керри чувствовала, будто что-то потеряла, и ей хотелось каким-то образом восполнить потерю.
Но когда Керри увидела Марго Коул, она поняла, что ожидала невозможного.
Они поехали на катере по заливу к стоящей в карантине «Нормандии»: Керри, Вай, Гуссенс, де Карлос и Бо. Гуссенс с портфелем в руке поднялся на борт лайнера встретить Марго, и вскоре оба спустились по трапу в моторку, которая подвезла их к катеру.
Марго Коул шагнула на борт катера вся в мехах, распространяя вокруг запах духов, в компании бойкой французской горничной и горы багажа. Она весело болтала с Гуссенсом, пока ее взгляд равнодушно скользнул по Вай, ненадолго задержался на Керри и после краткого осмотра переместился на де Карлоса и Бо. Марго приветствовала улыбкой бородатые щеки и зубастую усмешку де Карлоса, но ее голубые, раскосые, почти египетские глаза прищурились от удовольствия, внимательно изучая Бо — от растрепанной шевелюры до стоптанных ботинок.
Тогда-то Керри и поняла, что им суждено быть врагами.
— Предвкушает победу, — шепнула Вай, сжав локоть Керри. — Хищная особа. Не позволяй ей наступать тебе на ноги, малышка. Она будет пытаться.
Марго Коул была высокой, крепко сложенной женщиной — одной из тех, которые умудряются выглядеть полными энергии, даже когда дремлют в шезлонге. Она обладала холодной величавой красотой и двигалась медленной важной походкой, демонстрируя туго обтянутые тканью бедра.
— Эта дамочка либо была натурщицей, либо показывала стриптиз, — сказала Вай. — Мне она не нравится. А тебе?
— Мне тоже, — ответила Керри.
— Ей не меньше тридцати.
— Тридцать два, — уточнила Керри, изучившая семейную историю.
— Посмотри, как на нее глазеют так называемые мужчины! Можно подумать, что они никогда не видели женских бедер. Что за мерзость!
Они что-то вежливо пробормотали, когда Ллойд Гуссенс представил их.
Марго взяла под руку Бо:
— Значит, вы — тот самый человек, который должен был меня найти? Какой он симпатичный, мистер Гуссенс! Если бы я это знала, то не обратила бы внимания на объявления мистера Квина во французских газетах и подождала бы, пока он приедет и сам меня разыщет.
— Это было бы забавно, — усмехнулся Бо.
— Может быть, отправимся ко мне в офис? — предложил Гуссенс. — Существуют определенные формальности, мисс Коул, — вам придется остановиться в отеле, пока мы… э-э… проверим ваши удостоверения личности. Конечно, если вы предпочитаете…
— Нет-нет. Я готова к унылой процедуре, — сказала Марго. — Вы идете, мистер Квин?
— Как я могу устоять перед такой улыбкой?
— Циник! Ах да, и вы тоже, дорогая Керри! Я бы чувствовала себя одинокой без вас. В конце концов, хотя я родилась здесь, но всю жизнь провела во Франции…
— К несчастью для Франции, — пробормотала Вай.
Керри улыбнулась:
— Буду счастлива защитить вас от потрясений, которые угрожают вам в этом грубом Новом Свете.
— Нет-нет, — возразил Эдмунд де Карлос. — Это будет моей личной обязанностью, леди. — И он поклонился сначала Керри, потом Марго, облизывая красным кончиком языка заросшие бородой губы.
Катер подошел к причалу бухты.
На берегу у Керри заболела голова. Она вежливо извинилась и уехала вместе с Вай в своем новом родстере.[16]
Марго весело помахала ей рукой, глядя вслед холодными египетскими глазами.
В своем офисе Ллойд Гуссенс тщательно проверил удостоверения Марго Коул, но не обнаружил в них ничего, позволяющего усомниться в ее личности.
Она взяла сигарету у адвоката и прикурила от зажигалки де Карлоса.
— Мне кажется странным, когда меня называют мисс Коул или даже Марго. Понимаете, с 1925 года я именовала себя Энн Стрейндж.
— Как это? — осведомился Гуссенс, набивая трубку.
— В тот год умерла мама. Отца я, конечно, не помню; мы никогда не встречали никого из американских знакомых мамы, а родственников у нее не было. Во Франции мы переезжали из города в город: Дижон, Лион, несколько лет провели в Монпелье на юге страны, еще много разных мест, где мать преподавала французским детям английский, зарабатывая достаточно, чтобы отправлять меня в монастырские школы. Я ничего не знала о моей семье. Мама никогда об этом не говорила. Но после ее смерти я нашла письма, дневник, несколько фотографий, которые поведали мне все о родственниках с отцовской стороны. Особенно, — она усмехнулась, — о дорогом дядюшке Кадмусе и о том, как он нам «помог», когда мама, отец и я голодали в парижской мансарде. Одно письмо дяди Кадмуса толкнуло отца на самоубийство. Поэтому я решила сменить имя и фамилию — смыть все, связанное с прошлым.
— Вы привезли с собой эти письма и другие вещи, мисс Коул?
Она открыла сумочку из крокодиловой кожи и вынула пачку бумаг. Почерк дневника совпадал с почерком Надин Мэллой Коул, образец которого имелся у Гуссенса в письме от миссис Коул Кадмусу Коулу, найденном среди его вещей.
На нескольких старых выцветших фотографиях были изображены Хантли Коул и его жена, а на одной, сделанной в 1910 году в Париже, — Марго в возрасте трех лет, толстощекая, светловолосая, с большими испуганными глазами.
Среди бумаг было и отпечатанное на машинке письмо Коула к жене брата, датированное 1909 годом, в котором он отказывал ей в финансовой помощи. Гуссенс и Бо сравнили его с также отпечатанным на машинке письмом, отправленным Коулом в 1918 году сестре Монике и сохраненным Керри. Стиль и содержание были примерно одинаковыми, а внизу обоих писем Коул поставил свои инициалы простыми печатными буквами.
— Разумеется, все это проверят эксперты, мисс Коул, — сказал Гуссенс. — Речь идет о таком огромном состоянии, что нужно выполнить все формальности…
— Не знаю, чем еще я могу помочь, чтобы доказать, что я — Марго Коул, но если вы хотите выслушать историю моей жизни…
— Мы бы очень этого хотели, — вежливо отозвался адвокат, переглянувшись с Бо. В письменном столе Гуссенса лежала копия краткого рапорта, представленного французским агентством, к которому обратился Бо несколько недель назад.
Отчет описывал историю Марго Коул с детства, проведенного в Париже, до 1925 года, когда следы, как ни странно, обрывались. Но теперь двое мужчин понимали, что произошло. Французские детективы оказались в тупике из-за того, что в 1925 году Марго Коул сменила имя на Энн Стрейндж. Марго подробно описала свою жизнь с того времени, как мать увезла ее ребенком из Парижа, и вплоть до смерти матери, после чего она вернулась в Париж и стала манекенщицей.
