Джон Карр - Согнутая петля
Он вспомнил, что шансы на это были один к шестидесяти четырем тысячам миллионов. Все равно никто не дрогнул и не закричал перед началом испытания. Никто…
У Марри была плохая авторучка. Она царапала, когда он писал имена, маркируя внизу каждую белую (неполированную) карточку. Затем он аккуратно высушил их, пока участники спора вытирали пальцы бензолом.
– Ну? – спросил Фарнли.
– Будьте настолько любезны, дайте мне четверть часа для работы. Простите меня за медлительность, но я не хуже вас понимаю важность этого дела.
Барроуз прищурился:
– Но не можете ли вы… не скажете ли вы нам?…
– Мой дорогой сэр, – прервал его Марри, нервы которого явно были напряжены до предела, – вы считаете, что одного беглого взгляда на эти отпечатки достаточно, чтобы их сравнить? Особенно с отпечатками пальцев мальчика, сделанными потускневшими чернилами двадцать пять лет назад? Их придется сравнивать по нескольким параметрам. Это можно сделать, но четверть часа, уверяю вас, – весьма скромное требование! Удвойте это время, и вы будете ближе к истине. Ну как, я могу приступить?
Истец тихо хихикнул.
– Я этого ожидал, – сказал он. – Но я предупреждаю вас, что это неразумно. Я чувствую запах крови. Вы будете убиты. Нет, я не сержусь, вы, как и двадцать пять лет назад, наслаждаетесь ситуацией и собственной важностью.
– Не вижу здесь ничего смешного.
– А здесь и нет ничего смешного. Вы сидите в освещенной комнате, окна которой выходят в темный, густой сад, где ветер дьявольски шелестит листьями деревьев. Будьте осторожны!
– Что ж, – ответил Марри со слабой улыбкой, скрывавшейся в его усах и бороде, – в таком случае я буду особенно осторожен. Самые нервные из вас могут понаблюдать за мной из окна. А теперь простите.
Они вышли в коридор, и он закрыл за ними дверь. Все шестеро остановились и оглядели друг друга. В длинном пустом коридоре уже был включен свет; Ноулз стоял у двери столовой, расположенной в новом крыле. Молли Фарнли, покрасневшая и напряженная, старалась говорить хладнокровно.
– Вы не думаете, что нам стоит слегка перекусить? – предложила она. – Я приказала приготовить холодный ужин. В конце концов, что нам мешает вести обычный образ жизни?
– Спасибо, – с облегчением произнес Уэлкин, – я бы с удовольствием съел сандвич.
– Спасибо, – отказался Барроуз, – я не голоден.
– Спасибо, – присоединился к хору истец. – Приму я предложение или откажусь, это будет истолковано одинаково плохо. Я, пожалуй, выйду на воздух и выкурю длинную крепкую черную сигару; а кроме того, надо ведь убедиться, что с Марри ничего не случилось!
Фарнли промолчал. Как раз за его спиной в коридоре была дверь, выходящая в ту часть сада, вид на которую открывался из окон библиотеки. Он долгим и пристальным взглядом окинул своих гостей, затем открыл стеклянную дверь и тоже вышел в сад.
Таким образом, Пейдж, в конце концов, оказался в одиночестве. Единственным человеком, который находился в поле его зрения, был Уэлкин: он, стоя в тускло освещенной столовой, очень спокойно поглощал сандвичи с рыбным паштетом. Пейдж взглянул на часы: двадцать минут десятого. Немного поколебавшись, он последовал за Фарнли в приятную прохладу сада.
Эта часть сада была отгорожена от мира с одной стороны новым крылом дома, а с другой – высокой тисовой изгородью и представляла собой овал примерно в восемьдесят футов длиной и сорок футов шириной. С узкой стороны овала из окон библиотеки сквозь тисовые деревья пробивался слабый, неровный свет. В столовой, расположенной в новом крыле, тоже были стеклянные двери в сад, а над ними находился балкон и окна спальни.
Вдохновленные примером короля Вильгельма Третьего, Фарнли в семнадцатом веке начали разбивать регулярный сад наподобие сада в Хэмптон-Курт. Широкие песчаные тропинки, окаймленные тисовым кустарником, пролегали между деревьями, высаженными в строгом порядке. Кустарник доходил человеку до пояса, и в целом сад напоминал лабиринт. Ориентироваться в нем можно было без труда, но Пейдж считал, что он как нельзя больше подходит для игры в прятки. В центре сада была оставлена большая круглая поляна, огороженная розовыми кустами, а в середине ее был вырыт пруд, футов десяти в диаметре, огороженный низким парапетом. В сумерках сад освещался фонарями, и их свет, сливаясь со светом вечерней зари, придавал саду таинственное очарование. И все же по непонятной причине Пейдж никогда не испытывал к этому саду нежных чувств.
С этими мыслями пришли и другие, более неприятные. Беспокойство Пейджа вызывал не этот сад – нагромождение деревьев, кустарников и цветов. Его, как и всех, кто находился в данный момент в этом освещенном саду, волновало лишь одно: что происходит в библиотеке. Конечно, было абсурдно предполагать, что с Марри может произойти что-то нехорошее. Так дела не делаются, это не выход; и лишь гипнотическая личность истца могла возбудить такие мысли.
– Однако, – произнес почти вслух Пейдж, – по-моему, мне следует прогуляться под окнами и понаблюдать.
Он так и сделал: резко повернув назад, он пробормотал ругательство, потому что заметил еще одного наблюдателя. Он не понял, кто это, так как тот прятался за буком у окна библиотеки. Но за стеклом он увидел Кеннета Марри, сидевшего спиной к окну. Пейджу показалось, что тот только сейчас открывает сероватую книжечку.
Удивительно!
Пейдж быстро отошел и направился обратно в прохладу деревьев. Он обогнул круглый пруд, взглянув на единственную яркую звезду, поэтически названную им Маделин Дейн, которая сияла над трубами нового крыла. Шагая по лабиринту тропинок, он все больше погружался в лабиринт своих мыслей.
Так кто же все-таки обманщик? Фарнли или другой? Этого Пейдж не знал; за последние два часа он столько раз менял свое мнение, что больше не хотел гадать. А еще в мозгу назойливо звучало имя Маделин Дейн…
В этой стороне сада росли лавровые кусты, закрывающие каменную скамью. Пейдж сел и закурил. Как можно честнее прослеживая ход своих мыслей, он признался себе, что обижен на мир отчасти потому, что слишком уж часто ему напоминают о Маделин Дейн. Маделин, чья светлая и тонкая красота напоминала о ее происхождении, была женщиной, занимавшей немалое место в мыслях Пейджа. Он думал о ней больше, чем следовало, по мере того как медленно, но верно превращался в сварливого холостяка.
Вдруг Брайан Пейдж вскочил со скамьи, забыв о браке и о Маделин. Его встревожили негромкие звуки, доносящиеся из-за темных, низких кустов. Послышались хрипы, шарканье ног, удары и, наконец, всплеск.
Какое-то мгновение ему не хотелось даже двинуться с места.
На самом деле он не верил, что в саду что-то произошло. Он просто не мог в это поверить, но тем не менее, бросил сигарету, придавил ее каблуком и почти бегом направился к дому. Он уже был недалеко от него, но дважды повернул неверно. Незнакомое место показалось ему пустынным, и вдруг он увидел высокую фигуру Барроуза, идущего к нему навстречу, и луч фонарика, светящего сквозь кусты и бьющего ему в глаза. Когда они подошли друг к другу и Пейдж увидел лицо Барроуза, выхваченное лучом из темноты, прохлада и ароматы сада вдруг стали ему безразличны.
