Джорджет Хейер - Найден мертвым
— Они подумают, что мы с тобой собрались пожениться, и будут правы.
— Нет, они решат, что ты соблазнил компаньонку своей бабушки.
— Давай обойдемся без вульгарностей, — сказал Джим, пряча ее ладонь в своей руке. — Я делаю тебе официальное предложение руки и сердца и по глазам вижу, что ты его принимаешь. Надеюсь, этот вопрос мы с тобой решили. Теперь, пожалуйста, расскажи, как тут обстоят дела.
— Ничего нового. Ты же был на похоронах и сам все видел.
— Но ты чем-то недовольна. Тебя достала Розмари?
— Да, но и твой неугомонный брат тоже. Он не перестает твердить, что мистера Кейна убили.
Джим удивленно вскинул брови:
— Что ему такое взбрело в голову?
— Насмотрелся фильмов. Я делала, что могла, но он не унимается, воодушевленный поддержкой миссис Кейн. Да и мистер Робертс его в определенной мере поощряет.
— А кто этот Робертс? Я его знаю?
— Вряд ли. Он представитель австралийской фирмы, которая намерена сотрудничать с компанией «Кейн и Манселл». Подружился с Тимоти. Несколько раз приезжал сюда, но Клемент избегает с ним встречаться.
— Почему?
— Наверное, не хочет вкладывать деньги в австралийский проект, но стесняется прямо сказать.
— Я вижу, Тимоти не дает вам тут скучать, — заметил Джим.
Он проводил Патрисию к скамейке под большим вязом и предложил присесть. Сам занял место рядом и взял ее за руку.
— А теперь, дорогая, расскажи, что тебя тревожит. Не скрывай. Помни, счастливый брак основан на взаимном доверии.
Она улыбнулась:
— Вероятно, я преувеличиваю, но обстановка в доме напряженная. Впрочем, ты все увидишь сам.
Вдаваться в детали она не стала, хотя могла бы рассказать жениху о многом. Во-первых, Эмили. Она ненавидела Клемента, однако не стала возражать, чтобы он немедленно переехал в особняк. А затем просто перестала замечать наследника своего сына и его жену. Не делала никаких замечаний. Просто наблюдала за ними своим застывшим взглядом.
Патрисии казалось, что Клемент чем-то обеспокоен. Она полагала, что причиной тому свалившаяся на его плечи ответственность. Он часто раздражался по пустякам, суетился, хмурился и в последнее время заметно осунулся. В разговоре с бабушкой пару раз жаловался на тупость своих партнеров, как бы приглашая ее обсудить дела фирмы. Может, поддержать его своим непререкаемым авторитетом. Патрисия понимала, что перед ней слабый человек, не доверяющий собственным суждениям, нуждающийся в одобрении окружающих.
От Розмари, ясное дело, никакой помощи он ожидать не мог. Эта женщина занималась самокопаниями. Твердила Патрисии, что буквально разрывается на части. Впрочем, та воспринимала ее излияния без сочувствия.
Его скорее заслуживали Клемент и Трэвор Дермотт, заколдованные чарами красотки. Но жалость Патрисии к ним граничила с презрением. Она считала их обоих глупцами, ставшими рабами Розмари. Хотя Трэвор Дермотт был ей глубоко несимпатичен, но она предполагала, что когда-нибудь он очнется и увидит, в какое положение попал. Дермотт был, несомненно, глуповат, но в его глазах хотя бы проскальзывала решимость. Что совершенно отсутствовало в Клементе.
Во время последней встречи Розмари и Трэвор чуть не рассорились.
— Как ты можешь жить с таким мужчиной? — воскликнул Трэвор.
Розмари устремила на него задумчивый взор. Он решил, что сейчас она сравнивает его со своим худым и сутулым Клементом, и рассмеялся. По части внешности Трэвор побеждал ее супруга всухую. Однако Розмари думала о другом. Отпускать от себя Трэвора ей очень не хотелось, но Клемент, получив наследство кузена, обладал несомненным преимуществом.
— Я нужна Клементу.
— Но мне ты нужна еще больше. Зачем же приносить в жертву нас обоих человеку, который даже не пытается тебя понять?
Она вздохнула:
— Дело не в этом, Трэвор.
— А в чем же? — спросил он, сжимая ее руки.
Он даст тебе развод?
— Никогда.
— Но ему придется это сделать.
— Нет, Трэвор, ты не понял, — проговорила Розмари страдальческим тоном. — Деньги для меня — все. И сейчас, когда они наконец появились, наша жизнь стала налаживаться.
Он сильнее сжал ее руки.
— То есть тобой руководит обыкновенная корысть?
— Называй как хочешь.
Я так и называю.
— Конечно, это отвратительно. — Розмари пожала плечами. — Но что поделаешь, такой родилась.
— Чушь! Ты не можешь с ним оставаться.
Она попыталась освободиться, но Трэвор не ослаблял захвата. Конечно, на руках могут остаться синяки, но ощущение мужской силы доставляло ей удовольствие.
— У нас ничего не изменится, — заявила она. — Мы будем по-прежнему…
— Нет, не будем! — оборвал он. — Я не комнатная собачка, которая несется по первому зову хозяйки. Если тебе дороже Клемент с его чертовыми деньгами, тогда прощай, дорогая. — Трэвор отпустил ее. — Подумай хорошенько. В любом случае так больше продолжаться не может.
Глаза Розмари наполнились слезами.
— Думаешь, мне легко? Ведь я страдаю, страдаю каждую секунду.
— Ты должна принять решение раз и навсегда. Для меня это все очень серьезно.
— Но, дорогой, — взмолилась она, — сейчас я не могу. Просто не могу, понимаешь?
— Ну пусть не сейчас, — уступил он. — Но на этой неделе обязательно. Завтра я уезжаю в Лондон. Вернусь в субботу, и к этому времени у тебя должен быть готов ответ.
Рот Розмари слегка приоткрылся, но она приняла ультиматум без возражений. Ей очень не хотелось терять Трэвора, и она надеялась, что, проведя в разлуке четыре дня, он передумает и согласится на ее условия.
Розмари рассказала о своем разговоре с Трэвором Патрисии, когда в очередной раз изливала перед ней душу. Та удивилась, не понимая, что заставляет эту невротическую идиотку изливать ей душу.
— Мне очень больно, — вздохнула Розмари, — когда я причиняю боль Трэвору. Но придется смириться.
Патрисия еле стояла на ногах. Она оставила Эмили на попечение верной Маргарет и направлялась к себе, надеясь через несколько минут оказаться в постели. Но ее по пути перехватила Розмари и утащила в свои апартаменты для доверительной беседы.
— Если это единственное, что вас угнетает, то я не вижу тут большой проблемы.
— Но разве вы не понимаете, как тяжело мне заставлять страдать Трэвора? — воскликнула та.
— Нет, — отозвалась Патрисия, сдерживая зевок.
Розмари одарила ее томным взглядом:
— Значит, вы принадлежите к тем счастливым людям, которым не свойственны глубокие чувства.
— Вы совершенно правы.
Розмари заглянула ей в лицо:
