Жорж Сименон - Мой друг Мегрэ
Юбка у нее была коротенькая, и из-под нее выглядывали розовые трусики, обтягивавшие маленький зад. Видимо, это и побудило Жинетту снова оправить платье.
В номере кроме кровати можно было сесть на стул с соломенным сиденьем — комната была маленькая, полутемная, со слуховым окном. Жинетта сняла шляпу, со вздохом облегчения опустилась на край кровати и тут же, сбросив туфли на очень высоких каблуках, растерла наболевшие пальцы ног.
— Вам неприятно, что я попросила вас подняться? Внизу разговаривать невозможно, а идти куда-нибудь у меня не было сил. Посмотрите, как распухли у меня щиколотки. Можете закурить трубку, господин комиссар. — Жинетте было не по себе. Чувствовалось, что она говорит для того, чтобы выиграть время. — Вы не очень на меня сердитесь?
Хотя Мегрэ и понял, что она имеет в виду, он, тоже желая выиграть время, ответил:
— За что?
— Я прекрасно знаю, что вы были разочарованы. А все же я не так уж тут виновата. Благодаря вам я провела в санатории самые счастливые годы своей жизни. Мне ни о чем не надо было заботиться. Там был врач, который немного напоминал вас: он очень хорошо ко мне относился. Приносил книги. Я целые дни читала. До того, как я попала туда, я была совсем необразованная. И когда я чего-нибудь не понимала, он объяснял. У вас нет сигареты? Ну, ничего. К тому же мне лучше не курить. Я пробыла в санатории пять лет, и мне уже стало казаться, что я проведу там всю жизнь. Мне там понравилось. В противоположность другим, мне не хотелось уходить оттуда. Когда мне объявили, что я выздоровела и могу уехать, клянусь вам, я скорее испугалась, чем обрадовалась. Оттуда, где мы жили, видна была долина, почти всегда скрытая легкой дымкой, а порой густыми облаками, и я боялась спускаться туда. Я хотела бы остаться в качестве сиделки, но у меня не было необходимых для этого знаний, а чтобы мыть полы или помогать на кухне, не хватало сил. Что бы я стала делать там, внизу? Я привыкла есть три раза в день. И знала, что у Жюстины мне это будет обеспечено. — Почему вы приехали сегодня? — спросил Мегрэ довольно холодным тоном.
— Разве я вам сейчас не сказала? Сначала я поехала в Йер. Мне не хотелось, чтобы на похоронах бедного Марселя никто не шел за гробом.
— Вы все еще любили его?
Она немного смутилась.
— Мне кажется, я его по-настоящему любила. Я много говорила с вами о нем, когда вы заботились обо мне после его ареста. Знаете, Марсель был неплохой человек. В сущности, даже наивный, я сказала бы, застенчивый. И как раз потому, что был застенчивый, хотел вести себя, как другие. Но только он перехватывал через край. Там, в горах, я все это поняла.
— И вы его разлюбили?
— Мои чувства к нему изменились. Я видела других людей. Могла сравнивать. Доктор помог мне понять.
— Вы были влюблены в этого доктора?
Она несколько нервно засмеялась.
— Я думаю, что в санатории все более или менее влюблены в своих врачей.
— Марселен вам писал?
— Иногда.
— Он надеялся, что вы опять будете жить вместе?
— Первое время, кажется, да. Потом он тоже изменился. Мы оба изменились, но по-разному. Он очень быстро постарел, почти сразу. Не знаю, видели ли вы его с тех пор. Прежде он хорошо одевался, следил за собой. Был гордый. А потом… с тех пор, как он случайно приехал на побережье…
— Это он устроил вас к Жюстине и Эмилю?
— Нет. Я знала Жюстину понаслышке. Я сама явилась к ней. Она взяла меня на испытательный срок как помощницу, потому что для другого я уже не годилась. Там, в горах, мне сделали четыре операции, у меня все тело в рубцах.
— Я спросил вас, почему вы приехали сегодня.
Мегрэ неустанно возвращался к этому вопросу.
— Когда я узнала, что это дело ведете вы, я, конечно, подумала, что вы вспомните обо мне и велите меня разыскать. Это, разумеется, потребовало бы времени.
— Если я правильно понял, то с тех пор, как вы вышли из санатория, вы больше не общались с Марселем, но посылали ему деньги?
— Случалось. Я хотела, чтобы он мог иногда доставить себе какое-нибудь удовольствие. Он не показывал виду, но у него бывали трудные времена.
— Он вам это говорил?
— Говорил, что он неудачник, что всегда был неудачником, что не способен даже стать настоящим подлецом.
— Он говорил вам это в Ницце?
— Он никогда не приезжал ко мне в «Сирены». Знал, что это запрещено.
— Значит, здесь?
— Да.
— Вы часто бываете на Поркероле?
— Почти каждый месяц. Жюстина теперь слишком стара, чтобы самой проверять свои заведения, а господин Эмиль никогда не любил разъезжать.
— Вы ночуете здесь, в «Ковчеге»?
— Всегда.
— А почему Жюстина не предоставит вам комнату у себя? У нее же довольно большая вилла.
— Она никогда не позволяет женщинам ночевать под своей крышей.
Он понял, что затронул чувствительное место, но Жинетта все еще не поддавалась.
— Боится за сына? — пошутил он, раскуривая трубку.
— Это может показаться смешным, а между тем это правда. Она всегда заставляла его держаться за ее юбку; поэтому по характеру он и стал скорее похож на девицу, чем на мужчину. Она до сих пор обращается с ним, как с ребенком. Он шагу не смеет ступить без ее разрешения.
— А женщин он любит?
— Скорее боится. Я говорю, вообще. Знаете, у него нет к этому склонности. Здоровьем он никогда не отличался. Он все время лечится, принимает лекарства, читает медицинские книги.
— А еще почему, Жинетта?
— Что?
— Почему вы приехали сюда?
— Так я же вам сказала.
— Нет.
— Я подумала, что вы, наверное, заинтересуетесь господином Эмилем и его матерью.
— А точнее?
— Вы не такой, как другие полицейские, и все же… Когда случается что-нибудь мерзкое, всегда подозревают людей определенной среды.
— И вы считали нужным мне сказать, что господин Эмиль не имеет отношения к смерти Марселя?
— Я хотела объяснить вам…
— Объяснить что?
— Мы с Марселем остались добрыми друзьями, но о том, чтобы жить вместе, не могло быть и речи. Он об этом больше и не помышлял. Думаю, и не хотел этого. Понимаете? Он больше не имел никакого отношения к нашей среде. Послушайте, я сейчас видела Шарло…
— Вы его знаете?
— Я несколько раз встречала его здесь. Нам случалось есть за одним столом.
— Вы собирались повидать его сегодня на Поркероле?
— Нет. Клянусь, я говорю правду. Только меня стесняет ваша манера задавать вопросы. Прежде вы мне доверяли. Вы немного жалели меня. А теперь меня больше не за что жалеть, правда? Я теперь даже не чахоточная.
— Вы много зарабатываете?
— Меньше, чем можно было бы думать. Жюстина — страшная скряга. И сын ее тоже. Конечно, я ни в чем не нуждаюсь. Даже немного откладываю, но недостаточно, чтобы жить потом на ренту.
