Уильям Коллинз - Без права на наследство
Это открытие задержало ее лишь на мгновение. Ее больше занимало теперь, что делает адмирал. Он вернулся в постель? Уснул? Она прислушалась. Ни звука изнутри. Она осторожно толкнула дверь – открыто. Осторожно вошла внутрь и прислушалась – тишина, только ровное дыхание старика. Он спал.
Она вошла в комнату, прикрывая свечу рукой, подошла к кровати и взглянула на него. Адмирал успел погрузиться в глубокий, мирный сон, руки его неподвижно лежали поверх одеяла, губы больше не шевелились. На прикроватном столике было четыре предмета: свеча, спички, стакан лимонада и корзинка с ключами.
Желание завладеть этой связкой возникло у Магдален еще внизу, когда она шла за адмиралом. На мгновение она забыла об этом импульсе, когда ее удивило, что Мейзи не было на кровати в коридоре, но теперь желание превратилось в одержимость. Не было смысла терять время на поиски того единственного, нужного ей, ключа, она и не смогла бы узнать его. Магдален решительно взяла корзинку и бесшумно покинула спальню адмирала.
Поколебавшись, она придвинула кровать к двери, как она стояла обычно: если ветеран вернется, он не должен заподозрить ничего странного. Затем – без каких-либо препятствий – она спустилась, уверенно пересекла большой зал, утратив уже страхи и мистические ощущения. Единственное, что теперь она испытывала, было волнение и предвкушение триумфа.
Магдален поставила свечу на бюро и сосредоточилась на подборе ключа. Занятие это требовало терпения и немалого времени, однако в итоге письмо оказалось в ее руках!
Оно было запечатано, но печать уже сломана. Магдален торопливо развернула документ и сразу прочитала финальную часть. На третьей странице, после подписи Ноэля Ванстоуна находилась приписка: «Я получил это письмо вместе с завещанием моего друга Ноэля Ванстоуна. В случае если я умру раньше, чем он, прошу моего племянника и поверенных тщательно исполнить все предписания, которые здесь содержатся, действуя от моего имени, Артур Эверард Бертрам».
Магдален не обратила на приписку особого внимания, лишь отметив, что она сделана не рукой Ноэля. Ее интересовало содержание письма. Она едва начала читать, как ее отвлек новый звук. Снова что-то происходит в зале? Она оглянулась через плечо, в сторону двери и прислушалась. Нет, наверное, ей показалось. Она вернулась к письму.
Магдален никак не могла сосредоточиться. Глаза перескочили ниже, потом вернулись к началу в поисках места, на котором она прервала чтение. Потом она заметила упоминание Джорджа Бертрама и решила сперва познакомиться с этой частью письма. Если он будет холостяком или вдовцом на момент смерти Ноэля Ванстоуна, должен жениться в течение шести месяцев…
В этот момент кто-то схватил ее за руку, Магдален вскрикнула от неожиданности, развернулась и увидела Мейзи.
Глаза ветерана налились кровью, рука у него была тяжелой. Лист бумаги упал на пол, к его широко расставленным ногам. Старик был пьян и заметно качался, но решимости ему было не занимать.
– Ах ты, молодая Иезавель! – воскликнул он. – В следующий раз, когда соберешься бродить по соседству с «Промерзни-до-Костей», сперва научись вокруг посматривать! Убедись, что никто другой не бродит в ночи, в саду снаружи. Бросай, Иезавель, бросай это!
Моряк буквально вырвал письмо из ее руки, положил его в ящик бюро, подобрал лист с пола, а потом запер крышку. Магдален не сопротивлялась, ничего не говорила. Все силы оставили ее, волнение прошло. Пережитый страх истощил ее, и теперь она буквально сломалась. Когда Мейзи выпустил ее руку, она вяло опустилась на стул. Ветеран покачивался, опираясь на бюро, и с командной высоты начал речь, адресованную Магдален.
– Поднимайся! Будешь сидеть под замком! Завтра утром тебя ждет суд, и я сам буду свидетелем, так что считай – тебе не повезло! Негодяйка, ты тут воровать вздумала! Ничего не выйдет. Похитила ключи у его чести адмирала, ограбить его решила, частные письма его чести адмирала читать, вот еще! Воровка! Просто воровка! Под замок! – глаза старика наполнились слезами. – Ну кто бы мог подумать? Такая милая девочка, стройная, как тополек, а внутри вся кривая, как сам грех. Какая жалость! Ну какая жалость!
– Мне больно, Мейзи, – проговорила она, когда старик снова схватил ее за руку и потянул, чтобы она встала. – Мне страшно, очень страшно!
– Тебе больно! Да когда же я причинял тебе зло? Я так хорошо к тебе относился. Ну, давай, иди сама, только не пробуй даже убегать от меня. Будешь хорошей девочкой? Пойдешь к себе в комнату?
Магдален пообещала – собственно, сейчас она больше всего хотела оказаться именно там, в убежище. Она встала и хотела взять свою свечу с бюро, но Мейзи опередил ее.
– Твои ноги быстрее моих, – заметил он, – так что свет лучше понесу я, чтобы ты не вздумала убегать.
Он ковылял вслед за Магдален с корзинкой ключей в одной руке и свечой в другой, горестно причитая. Когда они наконец добрались до ее комнаты, он и там отказался отдавать ей свечу, не убедившись сперва, что она останется внутри. Потом он запер дверь. Магдален слышала, как он с трудом повернул ключ в замке, проверил дверь и с ворчанием пошел прочь, повторяя: «Какая жалость! Какая жалость!»
Наконец последние звуки замерли в отдалении, и она осталась одна.
Держась за перила лестницы, Мейзи спустился в коридор третьего этажа, где всегда горел ночной светильник. Он добрался до передвижной кровати, устроился поудобнее, но сон не шел к нему. Он достал старые, потрепанные шлепанцы. Они принадлежали адмиралу. И тот носил их уже много лет, настаивая на регулярной починке. Этим вечером Мейзи носил их в очередной раз к деревенскому сапожнику и засиделся у него допоздна, чтобы с утра вернуть их адмиралу, когда тот проснется. Там он крепко выпил вместе с сапожником и довольно долго ковылял домой.
Именно поэтому старый моряк заметил свет в окне комнаты восточного крыла – там, где его никак не должно было быть. Он проверил, исполнил свой долг, но теперь его настигала смутная тревога и чувство вины. Он оставил свой пост, покинул адмирала одного.
Он много лет знал о том, что адмирал Бертрам ходит во сне, именно поэтому всегда находился у двери своего обожаемого хозяина, точно верный пес. Он следил за тем, чтобы с адмиралом не случилось беды. Вновь и вновь он препятствовал тому, чтобы тот отодвинул кровать от двери и отправился бродить по дому. По утрам он пытался поговорить об этом с хозяином, но тот отказывался ему верить, так как в памяти сомнамбулы не остается воспоминаний о ночных блужданиях. Теперь старый моряк не знал, покидал ли адмирал спальню, пока он был у сапожника и медленно шел назад. Если так, значит, в отсутствие старых шлепанцев хозяин ходил босиком по каменным ступеням и коридорам Сент-Крукса, несмотря на холод. «Дай Бог, он спал все это время! – в отчаянии шептал себе под нос старый моряк. – Если его честь сегодня ходил, это может быть смертельно опасно для его здоровья».
