Артур Дойл - Лучшие классические детективы в одном томе (сборник)
– Я весь к вашим услугам, – ответил я.
Беттередж взял стул и сел у стола. Он вынул огромную старинную записную книжку с карандашом соответствующего размера. Надев очки, он раскрыл записную книжку на пустой странице и опять обратился ко мне.
– Я прожил, – сказал Беттередж, сурово глядя на меня, – почти пятьдесят лет на службе у покойной миледи. До тех пор я был пажем на службе у старого лорда ее отца. Мне теперь около восьмидесяти лет – все равно, сколько именно. Считают, что я имею знание и опытность не хуже многих. Чем же это кончается? Кончается, мистер Эзра Дженнингс, фокусами над мистером Фрэнклином Блэком, которые будет производить помощник доктора посредством склянки с лауданумом, а меня, в моих преклонных летах, заставляют быть помощником фокусника!
Мистер Блэк захохотал. Я хотел заговорить. Беттередж поднял руку в знак того, что еще не кончил.
– Ни слова, мистер Дженнингс! – сказал он. – Я не желаю слышать от вас, сэр, ни единого слова. У меня есть свои правила, слава богу! Если я получу приказание сродни приказанию из Бедлама, это ничего не значит. Пока я получаю его от моего господина или госпожи, я повинуюсь. Но я могу иметь свое собственное мнение, которое, потрудитесь вспомнить, совпадает также и с мнением мистера Бреффа, знаменитого мистера Бреффа! – сказал Беттередж, возвышая голос, торжественно качая головой и глядя на меня. – Все равно, я все-таки беру назад свое мнение. Моя барышня говорит: «Сделайте это», – и я говорю: «Мисс, будет сделано». Вот я здесь, с книжкой и с карандашом – он очинен не так хорошо, как я мог бы пожелать, но, если христиане лишаются рассудка, кто может ожидать, чтобы карандаши оставались остры? Давайте мне ваши приказания, мистер Дженнингс. Я запишу их, сэр. Я решился не отступать от них ни на волос. Я слепой исполнитель – вот я кто! Слепой исполнитель! – повторил Беттередж, находя необыкновенное наслаждение в этом определении самого себя.
– Мне очень жаль, – начал я, – что мы с вами не соглашаемся…
– Не вмешивайте меня в это дело! – перебил Беттередж. – Речь идет не о согласии, а о повиновении. Давайте ваши распоряжения, сэр, давайте распоряжения!
– Я хочу, чтобы некоторые комнаты были снова открыты, – начал я, – и меблированы точь-в-точь так, как в прошлом году.
Беттередж лизнул языком тупо очиненный карандаш.
– Назовите эти комнаты, мистер Дженнингс, – сказал он надменно.
– Во-первых, нижний зал.
– «Во-первых, зал», – написал Беттередж. – Невозможно меблировать его, сэр, как он был меблирован в прошлом году…
– Почему?
– Потому что в прошлом году, мистер Дженнингс, там стояло чучело сарыча. Когда господа уехали, чучело унесли вместе с другими вещами. Когда чучело уносили, оно развалилось.
– Если так, исключим чучело.
Беттередж записал исключение.
– «Нижний зал должен быть меблирован, как в прошлом году. Только исключить развалившегося сарыча». Пожалуйста, продолжайте, мистер Дженнингс.
– Разостлать ковер на лестницах, как прежде.
– «Разостлать ковер на лестницах, как прежде». Очень жалею, что опять должен обмануть ваши ожидания, сэр. Но и этого сделать нельзя.
– Почему же?
– Потому что человек, расстилавший ковры, умер, мистер Дженнингс, а подобного ему в искусстве расстилать ковры, обойди хоть всю Англию, не найдешь!
– Очень хорошо. Мы должны постараться найти лучшего человека во всей Англии после него.
Беттередж записал, а я продолжал делать распоряжения.
– Гостиная мисс Вериндер должна быть восстановлена совершенно в таком виде, в каком она была в прошлом году. Также и коридор, ведущий из гостиной на первую площадку. Также и второй коридор, ведущий со второй площадки в спальни хозяев. Также спальня, занимаемая в июне прошлого года мистером Фрэнклином Блэком.
Тупой карандаш Беттереджа следовал добросовестно за каждым моим словом.
– Продолжайте, сэр, – сказал старик с сардонической важностью. – Мой карандаш еще не совсем затупился.
Я ответил ему, что у меня больше нет никаких распоряжений.
– Сэр, – сказал Беттередж, – в таком случае, разрешите – я сам от себя прибавлю пункт или два.
Он раскрыл записную книжку на новой странице и еще раз лизнул неистощимый карандаш.
– Я желаю знать, – начал он, – могу я или нет умыть руки…
– Конечно, можете, – сказал мистер Блэк. – Я позвоню слуге.
– …сложить с себя ответственность, – продолжал Беттередж, с прежней невозмутимостью продолжая не замечать в комнате никого, кроме меня. – Начнем с гостиной мисс Вериндер. Когда мы снимали ковер в прошлом году, мистер Дженнингс, мы нашли огромное количество булавок. Должен я снова положить булавки?
– Конечно, нет.
Беттередж тут же записал эту уступку.
– Теперь о первом коридоре, – продолжал он. – Когда мы снимали украшения в этой части дома, мы унесли статую толстого ребенка нагишом, богохульственно обозначенного в каталоге дома Купидоном, богом любви. В прошлом году у него было два крыла в мясистой части плеч. Я недоглядел, и он потерял одно крыло. Должен я отвечать за крыло купидона?
Я опять сделал ему уступку, а Беттередж опять записал.
– Перейдем ко второму коридору, – продолжал он. – В прошлом году в нем не было ничего, кроме дверей, и я сознаюсь, что душа у меня спокойна только относительно этой части дома. Что касается спальни мистера Фрэнклина, то, если ей надо придать ее прежний вид, желал бы я знать, кто должен взять на себя ответственность за то, чтобы поддерживать в ней постоянный беспорядок, как бы часто ни восстанавливался порядок, – здесь панталоны, тут полотенце, французские романы там и тут, – я говорю, кто должен держать в неопрятности комнату мистера Фрэнклина: он или я?
Мистер Блэк объявил, что он с величайшим удовольствием возьмет на себя ответственность за это. Беттередж упорно отказывался слушать разрешение затруднения с этой стороны, прежде чем он получил мое согласие и одобрение. Я принял предложение мистера Блэка, и Беттередж сделал последнюю запись в своей книжке.
– Заходите к нам, когда хотите, мистер Дженнингс, начиная с завтрашнего дня, – сказал он вставая. – Вы найдете меня за работой с нужными помощниками. Я почтительно благодарю вас, сэр, за то, что вы оставили без внимания чучело сарыча и купидоново крыло, также и за то, что вы позволили мне умыть руки и снять с себя всякую ответственность за булавки на ковре и беспорядок в комнате мистера Фрэнклина. Как слуга я глубоко обязан вам. Как человек я считаю это прихотью с вашей стороны и восстаю против вашего опыта, который считаю обманом чувств и западней. Не бойтесь, чтобы мои чувства как человека помешали моему долгу как слуги. Ваши распоряжения будут исполнены, сэр, будут исполнены! Если это кончится пожаром в доме, я не пошлю за пожарными, пока вы не позвоните в колокольчик и не прикажете послать за ними!
