Элизабет Джордж - Школа ужасов
– Нет, не понимаю… Сможем ли мы снова стать друг для друга тем, чем были? Как нам жить с этим?
Он притянул жену к себе:
– Просто – жить.
Мелкий, упорный дождь сеялся на тех, кто пришел на кладбище в Саут-Йлинге проводить в последний путь Джимми Хейверса. Над головой сержанта Хейверс, ее матери и нескольких престарелых родичей покойного на скорую руку натянули пластиковый навес, остальные участники церемонии укрывались под зонтиками. Священник взывал к милосердному суду Божьему, прижимая к груди Библию и стараясь не обращать внимания на липнущую к полам рясы грязь. Линли попытался сосредоточить внимание на словах молитвы, но его отвлекало перешептывание старух:
– Им пришлось заплатить, чтобы хоронить его именно здесь, знаете ли. Пришлось специально покупать участок. Давно уже купили, много лет назад. Сын у них в соседней могилке лежит.
– Это она нашла его, Барби. Он так весь день и пролежал мертвый. Мать была дома, но она и не заметила, как он дух испустил.
– Ну, это меня не удивляет. Она не в себе, мамаша ее. Давно уже такая.
– Маразм?
– Нет, просто не все дома. На десять минут без присмотра не оставишь.
– Беда. Что же Барби с ней делать?
– Упрячет куда-нибудь. Должны быть приюты для таких, как она.
– Такую не во всякий приют возьмут. Ты только посмотри на бедняжку!
Линли впервые видел мать сержанта Хейверс. Нелегко было привыкнуть к этому зрелищу, тем более что до сих пор Хейверс никого не впускала свою частную жизнь. Линли давно был знаком с Барбарой, последние полтора года они работали как напарники, но только случай позволил инспектору проникнуть в ее частную жизнь, узнать Барбару не как коллегу, а как человека. Она умело уклонялась от таких ситуаций, и Линли не возражал. Он словно с самого начала догадывался, сколь угрюмые тайны хранила в душе эта молодая женщина, и предпочитал не вмешиваться.
Несомненно, мать принадлежала к числу ее мрачных секретов. Старуха, утопавшая в непомерно большом черном пальто, болтавшемся вокруг ее тощих щиколоток, повисла на руке дочери, улыбаясь, кокетливо покачивая головой. Она явно не понимала, что рядом с ней вершится погребальный обряд; бросая растерянные взгляды на группку людей, окруживших открытую могилу, мать продолжала что-то шептать Барбаре, поглаживая ее руку. Барбара в ответ молча похлопывала мать по руке. Один раз она наклонилась к ней, застегнула пальто на верхнюю пуговицу, стряхнула упавшие на воротник седые волоски и вновь принялась напряженно слушать священника. Лицо Барбары было сосредоточенным, она не сводила глаз с гроба отца. Похоже, все ее мысли занимала заупокойная служба.
Линли так и не смог погрузиться в молитву. Для него существовало только здесь и сейчас. Что толку взывать о вечном блаженстве? Отвлекшись, он принялся изучать людей, пришедших на похороны. Вон Сент-Джеймс держит зонтик над головой жены, притянув Дебору поближе к себе. Дальше – суперинтендант Уэбберли стоит под дождем с непокрытой головой, глубоко запихав руки в карманы плаща. Позади еще три детектива и чернокожий констебль Нката. В небольшой группе собравшихся там и сям мелькают знакомые лица из Скотленд-Ярда. Никто из них не знал отца Барбары. Они пришли сюда только из уважения к ней.
Неподалеку какая-то женщина в розовых резиновых перчатках возится в урне у подножия мраморного надгробья. Чужие похороны ее не интересуют, она обустраивает что-то, переходит с места на место, хлюпая галошами, словно она тут одна, и только шум подъехавшей машины, расплескавшей колесами лужи на подъездной дорожке со стороны Саут-Илинг-роуд, на миг привлек внимание этой женщины. Машина остановилась, но мотор все еще работает. Распахнулась и захлопнулась дверца. Машина отъехала. Чьи-то поспешные шаги по асфальту. Кто-то еще подоспел на похороны, когда обряд уже близится к завершению.
Линли стоял спиной к дороге. Он догадался, что Хейверс знает вновь прибывшего. Он видел, как ее взгляд метнулся от могилы к дорожке, а затем Барбара сразу же автоматически взглянула на него. Она тут же отвела глаза, но этого было достаточно. Линли хорошо знал Барбару и по ее лицу мог определить, кто приехал. А если не Барбара, то Сент-Джеймс и Дебора – их лица тоже подсказали ему, кто приехал. Скорее всего, они-то и послали на Корфу телеграмму, вынудившую леди Хелен вернуться.
Да, это Хелен стоит там, с краю небольшой группы людей. Линли знал это, не оборачиваясь. Он чувствовал ее присутствие. Не было необходимости даже бросить взгляд, чтобы убедиться. Он всегда будет чувствовать ее приближение, как чувствуют некий тонкий аромат, разлившийся в воздухе, – всегда, до самой смерти. Она уехала на два месяца и вернулась, но в нем ничего не изменилось – ничего не изменится и за два десятилетия.
Священник дочитал молитву, отступил в сторону, предоставляя могильщикам опустить гроб в могилу. Сержант Хейверс подвела мать попрощаться, уговорила ее бросить в могилу букет весенних цветов. Во время службы миссис Хейверс мяла цветы в руках, она успела дважды уронить их по пути из церкви. Букет был весь измят, превратился в месиво из стеблей и лепестков, не угадаешь даже, из каких цветов он составлен. Старуха выпустила цветы из рук, и дождь тут лее прибил их к земле.
Священник последний раз возгласил: «Вечный покой», пробормотал какие-то слова утешения, обращаясь к Барбаре и ее матери, и повернулся уходить. Толпа потянулась к вдове и дочери, выражая соболезнование.
Линли смотрел, как они подходят к сержанту Хейверс, то по одному, то парами: Сент-Джеймс с Деборой, Уэбберли, Нката. Соседи, коллеги, дальние родственники. Он все еще стоял у открытой могилы и смотрел в нее. Тускло мерцала медная пластинка, прикрепленная к гробу. Он исполнил все формальности, соблюдаемые во время похорон. Теперь он вправе обернуться, поздороваться с Хелен, завязать необязательный разговор. Нет, это безнадежно. Даже если он сумеет выдавить из себя какие-нибудь легковесные банальности, лишь бы помешать Хелен покинуть его вновь, разве лицо не выдаст его, не обнаружит сразу же все, что он хотел бы скрыть?
Два месяца ничего не изменили, ровным счетом ничего. Не угасили его любовь, не усмирили желание.
– Томми!
Он стоял потупив глаза и видел только ее ботинки. Несмотря на все свои переживания, Линли не удержался от улыбки. Как это похоже на Хелен! Совершенно непрактичные, невероятно изысканные кожаные туфельки, нисколько не защищающие ее ноги от грязи. Судя по фасону, их шили специально для убежденных мазохистов.
– Как ты можешь носить такое, Хелен? – поинтересовался он. – Неужели тебе не больно?
– Не то слово! – подхватила она. – Я так натерла себе ноги, что у меня глаза того и гляди выскочат. По-моему, это орудие пытки, Впрочем, теперь-то я знаю, будь сейчас война, я бы давно выболтала врагам все, что мне известно.
